Роберт Стайн - Безбашенный Хэллоуин

Он не ответил.

— Что будет потом? — допытывался я. — Что вы собираетесь со мной делать?

Несколько секунд спустя я уже стоял на коврике — на четвереньках. Мальчик в костюме вампира опустился животом мне на спину и тоже встал на четвереньки.

Кто эти ребята? — думал я; сердце отчаянно колотилось.

Зачем они так со мной?

Неужели у них такое представление о праздничных играх? Или они — настоящее зло?

Мальчик в костюме вампира навалился на меня всем своим весом.

А вокруг скандировали:

— Да-вай! Напу-гай! Да-вай! Напу-гай!

Их голоса эхом отдавались от стен подвала, и все громче и громче звенели в ушах.

— Да-вай! Напу-гай! Да-вай! Напу-гай!

Я содрогнулся.

А отпустят ли они меня вообще? Или собираются мучить всю ночь?

Долго об этом думать мне не пришлось.

Девочка в костюме обезьянки бросилась рядом со мною на коврик и обвила мою руку своей.

— Я не хочу играть! — заныл я. — Слезьте! Слезьте с меня!

И почувствовал, как другая рука обвила мою ногу.

Мальчишка у меня на спине вдруг словно налился тяжестью. Обвил рукой мою свободную руку.

— Ненавижу эту игру! — завизжал я. — Зачем вы это со мной делаете?!

Внезапно тяжесть на спине стала гораздо легче. Неужели он слезает?

Прямо над ухом раздалось громкое:

— ХСССССССССССССС!

Повернув голову, я увидел руку, обвившуюся вокруг моей руки… увидел, как она начала меняться… сделалась тоньше… обвилась еще туже…

И снова:

— ХССССС!

Так близко. Так близко.

А потом щелкнули челюсти.

Что-то обвило мою талию. И затягивалось… затягивалось…

Змеи.

Ребята словно усыхали, превращаясь… превращаясь… в змей.

Они обвивались вокруг меня. Обвили грудь, руки, ноги.

— Нееет! — от ужаса я мог лишь стонать.

Над ухом снова лязгнули челюсти, заставив меня ахнуть. Шершавая теплая кожа скользила по моей шее.

И вот уже они зашипели все разом. Одна затягивалась у меня на шее.

И шипели. И щелкали челюстями

Я… задыхаюсь, понял я.

Не могу дышать… Не могу дышать…

Я рухнул лицом вниз, распластавшись на коврике. Отчаянным рывком сумел перекатиться на спину.

Я взмахнул рукой — и отшвырнул одну из змей.

Потом потянулся к шее, схватил душившую меня гадину и сорвал ее.

Она извивалась у меня в руке. Выбрасывала голову вперед. Щелкала зубами прямо перед лицом — так близко, что я ощущал на щеках ее горячее дыхание.

Приподнявшись, я отправил ее в полет через скандирующую толпу.

Потом сдернул змею, обвившуюся вокруг лодыжки, и вскочил на ноги.

Комната вращалась перед глазами. Я несколько раз моргнул, стараясь придти в себя.

Ребята окружали меня, не переставая скандировать; из-за масок голоса казались глухими и неестественными. Хлопали в ладоши, в медленном, мерном ритме. И повторяли эти страшные слова — снова и снова:

— Да-вай… Напу-гай… Да-вай! Напу-гай!

Я должен отсюда выбраться, сказал я себе.

Я должен сбежать. Пока еще могу.

Но как?

Я лихорадочно оглядел комнату. Оранжевые и черные ленты струились с потолка, извиваясь, словно змеи.

А за ними… За ними я увидел лестницу. И дверь наверху.

Открытую.

Они не заперли дверь.

Смогу ли я до нее добежать? Смогу ли добраться до двери и спастись из этого дома, от этих ужасных, скандирующих детей?

Я знал, что должен хотя бы попытаться.

Я сделал шаг. Потом другой.

И тут рука Норба снова вцепилась в мое плечо. Его глаза вперились в мои.

— Готов к настоящему хэллоуинскому трюку? — спросил он. — Сейчас я заставлю тебя исчезнуть!

— Неееет! — яростно взвизгнул я. Потом обеими руками вцепился Норбу в запястье и отодрал его руку от своего плеча.

Его глаза выпучились от неожиданности.

Я не дал ему шанса снова меня схватить. Я повернулся и ринулся в толпу ребят. Пригнул голову, как футбольный нападающий, и пёр напролом.

Скандирование оборвалось, сменившись испуганными криками.

Я пригнул голову еще ниже и несся вперед — не оглядываясь. Несся через лес серпантина. Несся к лестнице, не сводя глаз с двери.

— АЙУУУУ!

Я споткнулся о нижнюю ступеньку. Стукнулся коленом. Боль пронзила все тело. Но я вцепился в перила и принялся подтягиваться вверх.

Вверх по лестнице — что с того, что колено пульсирует болью! Вверх по лестнице. И вот уже рукою подать до открытой двери …

— Да! — с торжествующим воплем я вылетел из подвала. Снизу доносились яростные вопли — казалось, они звучат далеко-далеко.

Я бросил последний взгляд на дверь подвала. Они за мной не гнались.

Облегченно вздохнув, я бросился через темный дом.

Выскочил с парадного входа, пересек лужайку и оказался на улице.

Мои кроссовки скользили по росистой траве.

Я бежал в кромешной тьме. Ни луны. Ни звезд. Ни уличных фонарей. Ни одно окно не светилось.

Черные деревья безмолвно раскачивались на фоне пепельного неба.

Никаких признаков жизни. Не проехала ни одна машина. Не прошло ни одного человека.

Я пересек улицу и продолжал бежать. Я понятия не имел, куда направляюсь. Я должен был как можно дальше уйти от этого дома и от этих страшных детей.

Я бежал, пока острая боль в боку не вынудила меня перейти на трусцу.

Дома закончились, и я вдруг обнаружил, что бегу между двух заросших деревьями участков.

Когда я свернул за поворот дороги, бледный свет омыл землю, асфальт и меня.

Я поднял голову и увидел, что луна выкатилась из-за туч. Лунный свет посеребрил деревья, отчего они стали похожи на силуэты призраков.

Мои кроссовки стучали по асфальту. Я тяжело дышал, сердце колотилось, в боку поселилась ноющая боль.

Куда все подевались?

Как так вышло, что в ночь Хэллоуина я оказался на улицах совершенно один?

Я остановился, заметив какое-то движение в траве на пустыре. Сощурился, пытаясь разглядеть получше.

Собака? Вставший столбиком кролик?

Я приблизился на один шаг.

Что-то поднималось из травы, очень медленно, покачиваясь, словно маленькое деревце, и тянулось, тянулось к темному небу…

— О, нет! — простонал я. — О неееет!

Рука!

Человеческая рука.

Я судорожно сглотнул, не веря своим глазам. А из-под земли уже высунулась вторая рука и задергалась, стряхивая комья земли.

Обе руки потянулись вверх, хватая воздух, сжимая и разжимая пальцы.

Молча взирал я на эту картину, озаренную жутким бледным сиянием луны. И увидел другие руки, пробивающиеся из-под земли.

Они стряхивали грязь и тянулись вверх. Поднимались над травой. Сжимались в кулаки и тут же разжимались снова. Пальцы крючились, словно кого-то хватая.

Уже дюжина рук вылезла из земли. Потом еще дюжина; в лунном свете они переливались зеленым и желтым.

Руки все поднимались и поднимались. И хватали, хватали воздух. Раздвигали землю, и тянулись… тянулись…