Питер Страуб - Возвращение в Арден

Внезапно я рассмеялся:

– Что-то в этом напоминает мне Волшебный Замок отца Алисон.

– Замок моего отца?

– Да, тот дом возле Энди.

– Тот дом? Так это его?

– Он его выстроил. Я думал, ты знаешь. Она уставилась на меня. Зак выглядел недовольным тем, что его проповедь прервали.

– Он ничего об этом не говорил. А зачем он его построил?

– О, это старая история, – я уже жалел, что завел этот разговор. – Думаю, его считают домом с привидениями.

– Да нет, никто так не считает, – сказала она, все еще глядя на меня с изумлением. – Все играли там в детстве.

Я вспомнил большую кучу сгнивших одеял и окурки на полу.

– Слушайте, – сказал Зак. – У меня есть план...

– Но зачем? Зачем он его построил?

– Не знаю.

– А почему вы назвали это Волшебным Замком?

– Так. Забудь об этом, – я видел, что она нетерпеливо оглядывает бар, словно надеясь найти кого-то, кто ей об этом расскажет.

– Вы должны узнать о моих пла...

– Ладно, я спрошу кого-нибудь еще.

– Я хочу...

– Просто забудь об этом, – сказал я. – Забудь, что я сказал. А сейчас я иду домой. У меня появилась идея.

Рядом возник бармен.

– Это важный тип, – он положил мне руку на плечо. – Пишет книгу. Писатель.

– Да. Думаю, я скоро напишу кое-что, что многих здесь удивит.

– Я думал, мы сегодня увидимся в церкви, – сказал Дуэйн. На нем был двубортный пиджак, в котором он ходил в церковь как минимум лет десять. Но новые веяния коснулись и его – под пиджаком была белая рубашка с открытым воротом; может быть, ее купила Алисон. – Хочешь? Тута ведь сегодня выходная, – он махнул рукой в сторону месива, булькающего на плите. Что-то вроде свинины с бобами и томатным соусом. Это, как и беспорядок на кухне, тоже вызвало бы недовольство его матери – она всегда готовила гигантские обеды из мяса и хрустящей поджаренной картошки. Я отрицательно покачал головой, тогда он сказал. – Тебе надо сходить в церковь, Майлс. Неважно, во что ты веришь, но тут надо это делать.

– Дуэйн, это было бы лицемерием. Твоя дочь часто туда ходит?

– Иногда. Боюсь, у нее остается мало времени для себя, поэтому я позволяю ей поспать по воскресеньям. Или провести пару часов с подругой.

– Как сейчас?

– Как сейчас. Так, во всяком случае, она говорит. Если только можно верить женщинам. А что?

– Так просто.

– Она часто уходит к друзьям, кто бы там они ни были.

Тут я заметил необычное – что через час после службы Дуэйн все еще не снял свой костюм. И он не работает, а сидит за столом в кухне.

– И сегодня тебе особенно нужно был прийти.

– Почему?

– Что ты думаешь о пасторе Бертильсоне?

– Потом расскажу. А что?

Дуэйн явно чувствовал себя очень неуютно. На ногах у него были тяжелые черные туфли, старательно вычищенные.

– Я знаю, ты всегда его не любил. Он тебя доставал, когда вы с Джоан поженились. Не думаю, что нужно было напоминать тебе о прошлом, пусть и для твоего же блага. Со мной он ни о чем таком не говорил.

Я надеялся, что его дочь не станет расспрашивать его про Волшебный Замок, и думал, как бы потактичнее сообщить ему, что я открыл ей его тщательно оберегаемую тайну.

Но тут он взял быка за рога:

– Так вот, он сегодня говорил о тебе. В проповеди.

– Обо мне?

– Ну, он тебя не называл, но все было понятно. Тебя ведь здесь давно знают.

– Значит, мне здесь уже посвящают проповеди? Какой успех!

– Лучше было бы, если бы ты пришел. Видишь ли, в таком маленьком городке, когда что-нибудь случится, начинаются толки. То, что сделали с этими двумя девочками, это ужасно, Майлс. Этого мерзавца надо убить, как собаку. И мы ведь знаем, что никто из нас не делал этого, – он поерзал на стуле. – Я не хочу сказать ничего такого, но лучше тебе не встречаться с Полом Кантом. Пойми меня правильно.

– Ты о чем, Дуэйн?

– Просто учти, что я сказал. Пол в детстве мог быть хорошим парнем, но ты ведь с тех пор его не знал. И даже тогда – ты ведь приезжал сюда только на каникулы.

– Черт с ним. Лучше скажи, о чем там говорил Бертильсон.

– Ну, он говорил о том, что некоторые...

– То есть я.

– ...что некоторые выходят за общепринятые рамки. Говорил, как это опасно в час бедствий, когда все должны собраться вместе.

– Он больше виновен в этом, чем я. А теперь скажи, в каком преступлении обвиняется Пол Кант.

К моему удивлению, Дуэйн покраснел и перевел глаза на кастрюлю, кипящую на плите.

– Ну это не совсем преступление, не то, что обычно так называют.

– Он вышел за общепринятые рамки. Понятно. Тем более у меня есть основания повидаться с ним.

Мы посмотрели друг на друга. Дуэйн явно не был уверен в собственной правоте и хотел быстрее переменить тему. Я вспомнил идею, которая пришла мне в голову у Фрибо после упоминания о Волшебном Замке.

– Может, поговорим о чем-нибудь другом?

– Да-да, – Дуэйн явно испытал облегчение. – Пива хочешь?

– Пока нет. Скажи, что стало с обстановкой из бабушкиного дома? Мебель, старые фотографии?

– Дай подумать. Мебель я снес в подвал. Выкинуть или продать было жалко. А фотографии в сундуке в старой спальне, – это была комната на первом этаже, где спали когда-то дед с бабушкой.

– Ладно, Дуэйн, – сказал я. – Только не удивляйся.

Так он и сказал перед тем, как начались по-настоящему странные дела. “Не удивляйся”. Потом он помчался в старый дом, будто у него в штанах зажгли ракету. К тому же он был пьян в воскресенье утром. После я узнал от дочки, что он все утро просидел у Фрибо, на Мейн-стрит. Знаете? Сидел там и болтал с Заком. Забавно, если учесть, что он хотел сделать с этим Заком потом. Может, он хотел его испытать. Может, он собирался так же поступить и с Полом Кантом. Какая ему разница? Но о том деле с Кантом я ничего толком не знаю, как и все.

Сундук я нашел сразу. Вообще-то я знал, где он стоит, как только Дуэйн упомянул о нем. Это был старинный норвежский матросский сундучок, окованный медью, который привез в Америку отец Эйнара Апдаля. Там умещалось все его имущество – в пространстве, вмещающем четыре электрических пишущих машинки. Сундучок был украшен резьбой – ветки и листья. Но он был еще и заперт, и я не хотел идти назад к Дуэйну и искать ключ. Я выскочил во двор в поисках чего-нибудь тяжелого. Гараж. Там пахло как в могиле – сырой землей, ржавчиной, жуками. Я помнил, что на стенке висели инструменты. Среди лопат и топоров я отыскал старый лом и вернулся с ним в спальню.

Конец лома точно вошел в зазор между замком и сундучком; я надавил и услышал треск дерева. На второй раз замок подался, и я упал на колени, чувствуя приступ боли в перевязанной руке. Здоровой рукой я вытащил замок и открыл сундук. Внутри в беспорядке лежали фотографии в рамках и без. Запутавшись в обилии квадратных лиц Дуэйна, моих мальчишеских вихров и зубастых улыбок семьи Апдалей (выставка достижений зубной техники), я вывалил все содержимое на ковер.