Татьяна Корсакова - Печать василиска

Аля вошла в дом с первыми, еще робкими лучами солнца, на цыпочках поднялась на второй этаж, в сизых сумерках пробралась к своей комнате. Пока шла, успела заметить, что не одна она не спит. Из-под двери Ивановых пробивалась полоска приглушенного света, за дверью экологов слышалась странная возня, но свет не горел. До своей спальни дойти Аля так и не успела, потому что дверь Егора внезапно распахнулась, выплескивая в коридор оранжевый электрический свет.

– Аля, господи! – Егор стоял на пороге полностью одетый и смотрел на нее встревоженным взглядом. – Где ты была? Я волновался, хотел узнать, как ты, а дверь заперта, и никто не открывает...

– Была, – она рассеянно понаблюдала, как с ночнушки на бежевую ковровую дорожку стекают ручейки грязной воды, а потом не удержалась – всхлипнула: – Егор, со мной, кажется, не все в порядке. Я, наверное, во сне хожу.

– Где ты ходишь во сне? – спросил он шепотом и осторожно, боясь испачкаться, потянул ее за рукав кофты. – Откуда ты вообще пришла?

– С озера.

– С Мертвого озера? – уточнил он.

Вместо ответа она лишь кивнула.

– А что ты делала на озере посреди ночи?

– Не знаю. – Лужа на ковер натекла большая. Наверное, завтра Елена Александровна будет сильно ругаться. – Я плохо помню, проснулась на озере, пошла обратно, попала в трясину.

– Какую трясину? – Егоровы глаза удивленно расширились, и он, теперь уже не опасаясь за чистоту своей одежды, прижал Алю к себе. – Ты почему вся мокрая?

– Настасьину трясину. – От Егоровых рук шли волны тепла, и могильный холод, которым она заразилась этой ночью, на время отступил. – Ту, которую ты мне вчера показывал. Я шла, а на меня кто-то напал в темноте, я побежала и стала тонуть.

– Так, не надо нам тут с тобой стоять, – Егор огляделся по сторонам. – Давай-ка пойдем в комнату, ты вымоешься, переоденешься и все мне по порядку расскажешь, – он мягко, но настойчиво подтолкнул Алю к дверям ее комнаты.

Там за время ее отсутствия ничего не изменилось, только дверь, ведущая на балкон, была приоткрыта.

– Ты ее сама открывала? – Егор кивнул на дверь.

– Да, мне послышалось, что кто-то плачет, и я вышла на балкон.

– И что?

– И ничего. – Нет смысла рассказывать о товарище Федоре. Скорее всего, не было никакого Федора, а все это лишь происки ее больного воображения. – Я вышла на балкон и больше ничего не помню. Егор, холодно. Я пойду переоденусь, хорошо?

Кое-как она отмылась от липкой болотной жижи, но на то, чтобы высушить длинные, ниже талии, волосы, сил уже не осталось. Аля связала их в тугой пучок на макушке, набросила банный халат, вышла из ванной.

Егор сидел на ее кровати и разглядывал узоры на обоях. Вид он имел безмятежный, но безмятежность эта была обманчивой.

– Согрелась? – он похлопал ладонью рядом с собой, приглашая Алю присесть. – А я вот тебе принес. – В Алиных ладонях оказалась плоская серебряная фляжка. – Здесь коньяк, пей.

Она невесело усмехнулась. Похоже, события в этом странном месте развиваются циклично: вчера она тонула, потом принимала ванну и пила коньяк, и вот сегодня все повторяется, только с единственной поправкой – вчера ее никто не пытался убить.

– Пей, тебе это на пользу, – Егор настойчиво протянул фляжку Але.

– Я уже пила.

– Это было вчера. Пей!

В спиртном Аля разбиралась так же плохо, как и в кофе, но один несомненный эффект от Егорова коньяка все же имелся: в голове зашумело, а телу стало даже не тепло, а жарко.

– Вот, а теперь рассказывай. – Голос у Егора был тихий, успокаивающий, и мягкие ладони ласково скользили по мокрому Алиному затылку.

Она послушалась. Хоть и нечего было особо рассказывать, хоть и не запомнила она толком ничего из того, что с ней случилось, но на душе как-то сразу полегчало, точно лежащую на груди бетонную плиту слегка приподняли.

Егор слушал очень внимательно, не перебивал, давал выговориться. Лишь поглаживал нежно, теперь уже не затылок, а шею и плечи. Отогревал дыханием ее холодные ладони. Дыхание у него было горячее, обжигающее. Сначала оно обжигало Алины руки, а потом, как-то незаметно, шею. Аля уже все давно рассказала и даже успела немного всплакнуть над своей едва не загубленной непутевой жизнью, а он все не уходил. Смотрел так, что жарко становилось теперь уже и без коньяка, шептал на ухо что-то успокаивающее, гладил так, как ее уже давно никто не гладил. Чем все закончится, она понимала. Да, слишком рано, да, она еще не готова, но оттолкнуть эти руки не было никаких сил. Банный халат уже сполз с плеча, и плечу теперь щекотно от Егоровых поцелуев, а позвоночнику холодно из-за стекающей с волос воды.

– Красивая родинка, и необычная, – жадные губы Егора едва касаются родимого пятна на плече.

Ничего в нем нет красивого: коричневая змейка на бледной коже. Еще одна змейка... до кучи.

– Алечка, девочка моя, – шпильки из волос он вынул ловко и быстро. Лучше бы не вынимал, волосы мокрым жгутом хлестнули по спине, прогоняя дремоту, приводя в чувство.

– Егор, пусти! – Первым делом оттолкнуть, увеличить расстояние с критического до приемлемого. Объясниться можно и позже, при свете дня.

– Аля, ну зачем ты так? Я же ничего плохого тебе не сделаю.

Такого сильного да разгоряченного еще попробуй оттолкни. Сама виновата...

– Егор, я прошу тебя.

И ведь не закричишь, потому что на крик сбегутся остальные, и репутации ее, и без того уже подмоченной, придет конец. Значит, нужно мягко, уговорами...

Уговаривать не пришлось. Ситуация разрешилась сама, да еще таким нелепым образом, что гаже не придумаешь. Балконная дверь, так и не закрытая, с бесцеремонным скрипом распахнулась, впуская в Алину комнату Гришаева.

– Ой, пардон! – Гришаев даже не подумал смутиться, зыркнул сначала на ее полуобнаженную грудь, потом на валяющуюся у кровати фляжку, сказал с мерзкой усмешкой: – Не хотел мешать, но вынужден. Вижу, у вас гость?

Многозначительный взгляд поверх очков заставил Егора покраснеть и отстраниться. Лучше бы не отстранялся, потому что теперь обзор Гришаеву открылся просто великолепный. Аля торопливо поправила халат, независимо вздернула подбородок. Все, теперь уже точно на репутации можно ставить жирный крест. Оправдываться бессмысленно. «Не виноватая я, он сам пришел» здесь не прокатит. Да, Егор сам пришел, но она все равно виноватая, что впустила и практически позволила себя соблазнить. А вот этого козла любопытного никто не звал. Еще смеет обвинять ее в шпионаже, когда сам вот так, без предупреждения...

– Слушай ты! – Егору хватило всего пары секунд, чтобы прийти в себя. – Да как ты смеешь!..

– Тише, – Аля успокаивающе положила ладонь ему на руку, с вызовом посмотрела на Гришаева, спросила с холодной улыбкой: – Дмитрий Сергеевич, вы случайно не ошиблись балконной дверью? – Акцент на «балконной» она сделала намеренно, чтобы этот хам наконец понял, как дико выглядит со стороны его выходка.