Анастасия Мамошина - Темные истории

… В утреннее небо взвился страшный вопль, заставив птах замолкнуть, а особо впечатлительных полететь искать более спокойное место для утренних распевок…

Малька нашла Валия…

…Мертвого…

…Ворота были открыты нараспашку, и стражи, даже самой захудалой, выставлено не было. Так что мой конь прошел совершенно беспрепятственно: обычно увидев конягу с зелеными змеиными глазами, стражи наглухо закрывали ворота, почитая моего Ветерка слугой Искусителя…

— Хей, мужик! — окрикнула я селянина со здоровенными граблями в руках.

Тот присел и о-очень осторожно оглянулся, с явной надеждой ослышаться.

Я надежды не оправдала:

— Да-да, именно вы, уважаемый. — Селянин совсем скис. — А где здесь корчма?

— Прямо по улице, а там вывеску увидите… — стиснув черенок, да так, что костяшки пальцев побелели, пробормотал селянин.

Я благодарно улыбнулась и тронула поводья.

Да-а… реакция у мужика на ведьм…

… Корчмарь привычно поднял взгляд на дверь, как только звякнул колокольчик. На пороге стояла симпатичная девушка лет эдак двадцати, голубые глаза ее с усмешкой оглядывали собравшихся в зале, русые волосы заплетены в косички, челка чуть ниже бровей.

«Вагры!» — подумал корчмарь, с силой брякая об стойку кружку, тщательно вытираемую уже минут десять.

Столь бурную реакцию мужчины вызвала, наверно, черная одежда посетительницы, крестовина меча, выглядывающая из-за плеча, и черная матерчатая сумка с нашивкой Охотников — ощерившимся волком.

Вот только магички ему здесь не хватало!..

Я прошествовала к стойке с гордо поднятой головой, а корчмарь при виде меня почему-то начал хмуриться. Или я себе льщу?

— Жареной картошки мне и хорошего овса моему коню. — Я достала из сумки кошель.

— У нас здесь не кормят некромантш и их бесовских коней! — громко завопил странный мужик. — Иди прочь проклятая убийца, пока дубьем не забили!..

До меня даже не сразу дошел смысл сказанного, а как дошел, так челюсть отвисла да об пол ударилась.

— Ты чего, мужик?! Нашивки не видел?! Какая я тебе некромант-убийца?!

Но мужика, видимо, самого в детстве тем самым дубьем по голове били, причем не раз и не два… Корчмарь завопил пуще прежнего:

— А-а-а!!! Да это по ее наущению Валия убили!..

Народ в корчме зашевелился, кто-то уже взялся за стулья, один пытался отломать ножку стола, но дерево упорно не желало поддаваться.

Я попятилась к двери, но какой-то шибко шустрый детинушка в заляпанном кровью фартуке, мясник наверно, загородил ее своей внушительной фигурой.

Та-ак…

— Э-э, мил человек, — хотя с его мясницкой рожей милым быть ни капельки не получалось, — отойди, пожалуйста…

Селянин не шелохнулся, поудобнее перехватил какую-то дубину…

— Люди! — попыталась я воззвать к народному разуму, — да кого вы слушаете?! Я ж только приехала! И никаких Валиев не знаю… я вообще первый раз здесь!!!

Но разум на то и народный, что один на всех. Лесовичане продолжали грозно надвигаться на меня, не желая обременять себя мыслительным процессом и задумываться о последствиях потасовки с ведьмой.

Я развернулась к мяснику и резко взмахнула рукой, посылая в сторону заградительного субъекта чистую Силу, оного смело с моего пути как пушинку, и я шустренько выбежала из негостеприимного заведения.

Ветерок, которого так и не отвязали, удивленно воззрился на встрепанную хозяйку.

— Так, Ветер, нам тут не рады…

К моему счастью (жаль недолгому), в дверях корчмы образовался затор: каждый хотел добраться до ведьмы первым, — я успела отвязать коня, и, вскочив в седло, сразу послала его в галоп. Однако какая-то баба сообразила, что к делу убиения некой Энбиль Сайрэ лучше подключить всю деревню, завопив, что именно «беловолосая ведьма на бесовской коняге» убила Валия…

Уже знакомый мне мужичок с граблями подхватил эту глупость, и весть о том, что меня просто необходимо умертвить «дабы не вершила злодейства на потребу Искусителю и пагубу душам», распространилась по Лесовкам как пожар. На богоугодное дело поднялась вся деревня, и аланы [22] Аланы — служители Спасителя только подливали масла в огонь, благословляя паству «ибо колдовство есть грех, только огнем искореняемый».

Ворота уже были заперты, и я решила драпать в лес; мы с ветерком пронеслись через чей-то огород, безжалостно топча картошку и капусту, и въехали под спасительную сень леса.

Ветерка я отпустила, конь у меня был очень умный, орочий, так что за него я не беспокоилась, а вот за себя стоило…

Опустившиеся сумерки укрывали меня от новоявленных охотников за ведьмами и предупреждали о появлении оных. Селяне двигались цепью с зажженными факелами, причем прямо на меня, я начала организованное отступление, конечно можно было ударить по ним молнией или чем покрепче. Но на них всех моего и так не шибко большого резерва не хватит, и что прикажете делать с оставшимися?

Чья-то прохладная рука зажала мне рот.

— Эйм-м-м-м-м… — протестующе замычала я.

— Тссс, не кричи, заметят, — прошептал кто-то, а затем отпустил меня.

Я повернулась к нему.

Молодой мужчина, может на год или на два старше меня, довольно симпатичный, с черными волосами чуть ниже плеч, фигуру в темноте не разглядеть, а вот глаза…

— Оборотень. — Констатировала я, приглядываясь получше к изумрудной зелени глаз, желтыми огоньками отражавших отблески факелов.

— А почему не зара? — лукаво прищурился представитель разумной нежити.

— Их глаза светятся зеленым. — Ответила я. — Чего надо?

— Пошли ко мне, переждешь там охоту…

— А ты откуда знаешь?

— В корчме был, — ответил оборотень и, развернувшись, пошел вглубь леса, видимо, ничуть не сомневаясь, что я последую за ним…

…Я и последовала, идти-то мне все равно было некуда…

Вскоре совсем стемнело; по некоторым деревьям ползали маленькие светящиеся синим и красным жучки-огневки; перекрикивались совы, а мы все шли и шли. Причем оборотень делал это совершенно бесшумно, под его ногами едва ли приминалась трава, я делала гораздо больше шума: то веточка треснет, то я пробормочу что-либо нелицеприятное в адрес корчмаря… Кстати, о его поведении следует задуматься. С чего это он на меня так взъелся? И Валий этот, которого кто-то убил…

— Пришли, — негромко сказал мужчина, и открыв дверь покосившейся, но крепко стоящей избушки, пропустил меня вперед.

Я вызвала светлячка и огляделась. Из сенцев я прошла в кухню, а из оной вела дверь в комнату. Оборотень обогнул меня и зажег свечи, сразу стало намного уютней.

— Меня Фир зовут.

— Энбиль, — я присела на стул, он продолжал стоять, и я рассмотрела его окончательно.

Фир, не смотря не некоторую худощавость, был статен и гибок. На нем была легкая кожаная куртка и облегающие кожаные же штаны, заправленные в высокие сапоги.