Леонид Моргун - Сатанинская сила

И так они встали, как вкопанные, в землю-неземлю, плечами упершись в плечи товарищей, стиснув зубы до ломоты и вперив взгляды в надвигающееся на них полчище духов. Первый налетевший на них вал летучих гадов букашинцы встретили дружным залпом из всех видом гладкоствольного и нарезного оружия. Жаканы, набитые последним оставшимся в городе и изрубленным по начинку патронов серебром, в клочья разносили перепуганных пегасов.

Инкубы и суккубы с жалобным верещанием бросились прочь. Тогда наступил черед гадов ползучих, и живая волна слизи и смрада надвинулась на оторопевших от омерзения букашинцев. Однако они пустили в ход вилы и топоры, швырнули взрыв-пакеты и бутылки-зажигалки, так что, не ожидавшие такого отпора змеи, аспиды и василиски откатились назад.

— Что это, дьяволы? — возмутился Велиал. — Какой бес вас попутал? Растоптать их и вся недолга! Дави их, Асмодей! Топчи их, Асгарот!

Его свита пустила коней вскачь.

Однако узнав в них многих из бывших своих и весьма уважаемых сограждан, несмотря на архаичные и неземные одеяния и доспехи, букашинцы не только не испугались, но еще больше озверели и принялись лупить их с такой удесятеренной силой и яростью, что у тех только кости затрещали. Но велик и необъятен был напор атакующих, ибо их было несколько сот тысяч против пятисот человек. Они падали один за другим, сломленные, отравленные, кто споенный, а кто — одураченный. И казалось уже, что вот уже мгновение — и скроется последний защитник земли родной под грудой озлобленного зверья, но в этот самый миг воздел Валек над головой свою железяку, и в ту же секунду пелену облаков пробили яркие лучи давно уже не виденного Солнца. А по этим лучам стройными рядами сошли красавцы-воины в златом сиянии славы. Над головами их сияли нимбы, хитоны их были из серебряных нитей, в руках их вместо копий были кресты на длинных древках, и было их ровным счетом пять сотен человек.

— Не бойтесь смерти, братия, — сказал один из них остолбеневшим от всего увиденного букашинцам. — И мы умерли бесславно для того, чтобы жить в веках со славою. И возродились теперь для жизни вечной. Слава!

— Ура! — грянули мужики и, взмахнув полученной от иноков хоругвью, кинулись на оробевшего врага.

Силы человеческие стали равны мощи серафимов. Вера сошлась со мнимостью, реальность — с ирреальностью, а порой и наоборот. Кресты небесного воинства с каждым взмахом рассекали сотни нечистых тел, топоры ополченцев крошили черепа вурдалаков, зомби и лешаков, а небесное светило, истосковавшееся по работе, выжигало их, сокрушало и испепеляло.

— Спасайтесь! — завопил Зилант.

— Бежим! — подхватил Асгарот.

Они помчались к воротам. Один Велиал, оставив их, заставил Ноулерина взметнуться ввысь, к небесам и опуститься далеко за пределами обеих воюющих сторон, туда, где на гранитном валуне сидела, с надеждой и болью вглядываясь вдаль, одинокая девушка. Увидев его, она вся затрепетала.

— Ты пришел ко мне?

— Нам надо идти, — еле сдерживая торопливость, сказал он. — Я рад, что ты дождалась меня.

Она в нерешительности отступила.

— Нет, ты — не он. Ты похож на него внешне, но не он. Он бы так не сказал.

— Ах, какое это сейчас имеет значение! — в сердцах воскликнул он, видя, что последние полки его воинства уже приблизились к воротам, и что их и без того не особенно стройная ретирада вот-вот готова превратиться в беспорядочное бегство. — Ведь он или я — мы едины. Тот, кого ты любила — его светлая сторона, тот, кого ненавидела — темная. Иди со мной и стать королевой моего царства. Скорей же!

— Нет! — воскликнула она. — Нет, лучше ты останься и стать моим здесь, сейчас и навсегда!

Душа Семена-Черного разрывалась на части, когда он стоял перед ней. С одной стороны — трон в королевстве Ада, власть над миром ирреальности, войны, интриги, балы и охоты среди звезд, постижение тайн бесконечности и бессмертия в грядущих веках; с другой же — ничтожный городишко, беспечный до поры, пока не посадят в него нового самодура, а посадят — так он вновь погрузится в сонную одурь, и еще эта вот деваха, взирающая на него своими бездонными, такими сумасшедше-лучистыми глазами; с дрожащими губами, с кулачками, судорожно прижатыми к груди. В конце концов, недаром же он зовется Князем Тьмы, у него достаточно сил, чтобы умыкнуть ее силой. Нагнувшись, он легко подхватил ее, прижал к себе. Она забилась в его объятиях, пытаясь увернуться от его жадных, ищущих губ. Миг — и змея, пригретая ею на груди, высунула головку и впилась в его губы.

— Вот теперь-то ты мой, миленький… — прошипела Анаита-Ерахта.

— Будь ты проклята, подлая… — только и успел промолвить принц.

Он растерялся. И почувствовал, как вновь в нем пробудился тот, кого он надеялся провести, и который на деле провел его, исподволь завладев его сознанием и телом. Он бушевал, он клокотал в душе Семена, он требовал немедленных действий, потому что счет его бытия в этом мире длился уже на секунды, и небесное воинство давило все сильнее и сильнее, с каждым мгновением норовя ворваться в преисподнюю на плечах последних защитников Врат.

— Врата! Запирайте скорее Врата! — вопили перепуганные бесы.

Этот клич явился последней каплей для Черного принца.

— Будьте прокляты все вы! — вскричал он, слетая с души и тела, с сознания и подсознания молодого человека. — Ничтожный раб! Навеки обречен ты быть рабом со своим безумным народом! — орал он, пытаясь отделаться от змеи, которая все более и более продолжала опутывать его, ибо готовилась стать Княгиней Тьмы и уже имела на это все права.

— Мы уже не будем такими! — счастливо засмеялся Семен, целуя Сашеньку. — Никогда не будем. Ведь это правда. Ты веришь в это?

— Верую! — прошептала она, целуя его. — Ве-ру-ю!..

Врата Геенны захлопнулись. Небесное воинство еще некоторое время пыталось осаждать их. Мужички приволокли откуда-то корявое бревно и, раскачивая, принялись лупить им во Врата, как тараном, а Валек, достав из кармана свою давешнюю железку, с которой так любил играть в «отмерного» и «ножички», с силой запустил ею во врата.

И свершилось чудо! Обломок стали в полете удлинился, расширился, раздался в размерах и могучим, неистово сверкающим клинком вонзился во Врата по самую рукоять, глухо, единожды и навеки заклинив их. И во Ключ тот, Кладезем также именуемый, хлынула, как сгинула, вся сила мнимая, и воображаемая реальность, она же ирреальность, и в нее же рухнул диковинный город, расположенный в нескольких измерениях одновременно, а вместе с ним и вся нечисть преисподней.

Что же осталось после этого? Да ничего особенного. Только подвал с полуобвалившимся потолком, да перевернутые столы, да кучка мужиков, нелепо озирающихся посредине помещения со всяким дрекольем в руках, да еще двое в самозабвении обнявшихся влюбленных, шепчущих друг дружке разные нелепые, глупые и ласковые слова.