Виктор Точинов - Царь Живых

От крика старичок отшатывается, лепечет что-то успокаивающее. Лицо по-прежнему благостное, но из глаз, из глубины, – настоящее, змеиное…

Марья подхватывает Андрюшу и убегает от страшного старика.

Выскакивают на улицу. Навстречу – веселая разнополая компания. Один из них – высокий, чуть пьяный, обнимающий рыжую женщину лет на десять себя старше, – Генка-Самолет.

Через час они отплывают. О деньгах вопрос не стоит. Тех, кто ему нравится, Генка возит бесплатно. Андрюшка – понравился. Четырехлетний светловолосый мальчик Андрюшка.

Нареченный

Ничего сногсшибательного гадалка на ладони у Адель не разглядела. Обычный набор. Отнюдь даже не хиромантиче-ский – с линиями жизни и здоровья, с островами на них, с венерическими и прочими буграми… Никаких буфов Клементина не упоминала – банальная цыганщина: любовь на пороге, суженый-ряженый (взгляд искоса на Ваню), дальняя дорога со счастливыми хлопотами, но есть и проблемы – направленное на Адель чье-то крайне недоброжелательное оккультное воздействие и маячащая поодаль злая брюнетка-разлучница… Короче, Клементина ненавязчиво намекала, что простым гаданием ограничиваться грех, что необходимо пустить в дело кое-что из ее крупнокалиберного и проверенного в астральных битвах арсенала: приворот-отворот, или ритуал четырех стихий, или коррекцию судьбы, или заговор на удачу, или снятие порчи… А также, для верности, не помешало бы провести жесткую зачистку венца безбрачия. На худой конец – мягкую.

Слов было много.

И все – ложь.

Художественно-кармический свист ведуньи оказался почти таким же болезненным для Вани, как и вранье королевы эльфов… После первых трех фраз он закрыл свой дар как можно плотнее – и, как ни странно, что-то прорывалось… Может, реклама не во всем врала и действительно у Клементины какой-никакой стихийный талант имелся?

Клиентка казалась слегка разочарованной и подряжать белую магичку на нелегкую борьбу с венцом безбрачия не спешила… Зато Адель взяла левую руку Вани, повернула ладонью вверх и протянула Клементине. И если вы подумали, что твердокаменный реалист и материалист Ваня тут же вырвал из оккультного плена свою конечность и разразился гневной филиппикой о вреде духовного опиума – то вы, как всегда, ошиблись. После неожиданного прикосновения Адель он сидел с глуповато-счастливым видом и наверняка позволил бы ясновидящей сделать с собой все что угодно… Хоть бы взять ржавый скальпель да и отчекрыжить ему без наркоза тот самый венец безбрачия, не дающий Клементине спать спокойно. Сама-то, интересно, замужем?

Вещунья начала вещать.

Но…

Но странным стало то вещание…

Другой голос.

Другой тон.

Другое строение фраз.

Все другое. Голос Клементины гремел и звал за собой, резко контрастируя с ее лицом – испуганным.

– Вставай, Страж! Поднимайся и становись на Путь! Битва уже идет, и трубы ревут, и тысячи коней роют копытами землю! Встань, Страж, и открой глаза! Пришел Час, и ждет тебя Оружие твое! Пройди Испытание и стань тем, кто ты есть! Путь твой прост и сложен, Страж! Упокоить Мертвую! Повергнуть Царя! Закрыть Врата! ВОССТАНЬ, СТРАЖ!!! ПРОЗРЕЙ!!!

Последние слова Клементина буквально проревела. И смолкла. Немо ловила ртом воздух. В предбаннике испуганно закудахтала ассистентка… Тут же и к самой потомственной цыганке вернулся дар голоса, ее вполне обычного голоса:

– Как же это… нет… само… нет… не бывает… – обращалась она не к посетителям – к себе. Очень растерянно обращалась. И – не врала. Сейчас – ни единым словом не врала…

Адель потянула Ваню. За драпировкой действительно имела место крутая лестница второго выхода. Ясновидящая продолжала что-то лепетать сама себе и на их уход внимания не обратила… Но самое иррациональное и загадочное было не в этом. Про гонорар за эффектный сеанс хиромантии мадам Клементина забыла! Так что есть, есть необъяснимое в серой череде будней, есть место чудесам в нашей обыденной жизни!

Но иногда – очень страшным чудесам.

И жестоким.

Тоненький звоночек тревоги тренькнул, когда Ваня открыл дверь. Входную дверь своей квартиры. Чувство опасности было у него интуитивным. А может, и благоприобретенным… И в отличие от дара чувствовать ложь порой давало сбои – иногда молчало о реальной угрозе, иногда вовсю сигналило о мнимой.

Но пару раз спасало жизнь – в логовах.

Он замер на пороге.

Тишина и темнота.

Расширенные ноздри втянули воздух – ничего? Хотя… наличествует посторонний запашок… Сквозь неплотно задернутые шторы сочилась серость. Внезапно он разозлился. Почти по-настоящему разозлился. Почти – потому что понимал, что делает…

Тихо протянул руку и…

Щелкнул выключателем и нырком, влево уходя с директрисы, скользнул в квартиру. Зрачки сузились почти мгновенно. Когда Ваня злился, все так у него и бывало – почти мгновенно.

Никто не выстрелил, никто не бросился с холодным оружием или без такового. Не коснулась ноги – и тут же, с неслышным щелчком чуть в стороне, не ослабла растяжка – даря три бесконечно долгих секунды жизни… Все тихо. Ложная тревога? А колокольчик продолжал заливаться в мозгу, никак не желая признать ошибку второго рода.

Комната. Диван. Сладко и умиротворенно посапывающий Полухин. В одежде и обуви… Ладно, с этим в порядке. Где Наташа? Мать твою, где же Наташа?

Она была на кухне.

Бледная… нет, серая – но попыталась улыбнуться. Получилось плохо. Глаза пустые, движения заторможенные.

– Что у вас тут происходит? – Другого вопроса он придумать не смог…

И Наташа ему рассказала.

Рассказала все.

– Ты – вампир. И с этим надо что-то делать. Отбросить всю словесную шелуху, все вздохи-стоны, все пустое сочувствие и идиотское недоумение: ах, я не хотел! И мы не хотели. Но так вышло. И с этим надо что-то делать.

Полухин от этих слов Вани еще больше сжался на стуле. Глаза испуганно распахнулись – нормальные, живые человеческие глаза…

Наташа думала, что самое страшное было – когда в подступивших сумерках умиравший от необъяснимого голода Славик вдруг замолчал, встал и направился к ней. Решительной мертвой походкой. С мертвыми глазами.

Она ошибалась.

Не то было самым страшным.

Тогда она справилась, и довольно легко, – схватила со стола фонарь (некогда крепившийся над стволом покойного “Везерби”), включила, направила мощнейший луч в глаза Славика… Он скорчился, отступил – а у нее мгновенно и ярко, как этот луч фонаря, зажглась мысль: чем можно накормить Полухина без кровопролития…. Вполне подтвердившаяся мысль…

Все оказалось до смешного просто – голод (жажду?) Славы умеряли самые обыденные яйца. Куриные. Сырые.

Тогда, по большому счету, все оказалось не страшно.