Рэмси Кэмпбелл - Книга ужасов (сборник)

Дома Алиса сообщила, что соседская собака громко лаяла всю вторую половину дня. Это началось после обеда и продолжалось почти целый день. Хуже того – собака Бобби перевозбудилась, бегала вокруг дома и лаяла в ответ. Алиса заявила, что может смириться с одной лающей собакой, но слушать стерео из двух собачьих глоток выше ее сил.

Собака за соседской дверью обычно замолкала к вечеру. После этого начинала играть музыка. Она всегда была рождественской, но разобрать, какая именно песня играет, можно было лишь стоя у их калитки, ведущей в сад. Так было слышно не только ритм, но и очаровательный звук колокольчиков, хора и бархатный голос Бинга Кросби.

Они пробовали вызывать полицию. Полицейские внимательно выслушивали их жалобы. Обещали, что заедут и посмотрят на все это сами.

Однажды вечером соседи ставили «О, малый город Вифлеем» семьдесят четыре раза подряд. В исполнении Бинга Кросби. Бинг пел сердито, Бинг ненавидел их и хотел, чтобы они страдали. Когда, наконец, эта песня сменилась «Однажды в царском городе Давидовом», Алан с Алисой чуть не заплакали от облегчения.

Алиса сказала, что днем, когда Бобби пришел домой из школы и сделал все уроки, он начал напевать себе под нос рождественский гимн. Она попросила его замолчать. А потом заорала, чтобы он заткнулся.

На работе Алан вынужден был созвать всех на чрезвычайное совещание. Слово «чрезвычайное» было записано в его блокноте. Он убеждал своих продавцов работать интенсивней, умолял их. В противном случае, говорил он, ему придется прибегнуть к наказаниям. Выражение «прибегнуть к наказаниям» тоже было из блокнота. Несколько сотрудников открыто над ним смеялись.

Алиса сказала, что снова звонила в полицию, но они сказали то же, что и в прошлый раз. Тогда им позвонил Алан. Он очень спокойно объяснил ситуацию. Полицейский записал подробности и пообещал приехать и посмотреть на все собственными глазами.

Соседи наконец распаковали свое имущество. Лужайка перед их домом была завалена картонными коробками и кусками полиэтилена. Ветер швырял их на ограду. Каждое утро, идя на работу, Алан вынужден был уворачиваться от летающих обломков пенопласта и обрывков полиэтилена.

Соседская собака продолжала гавкать, а вот их пес прекратил. Когда начинался лай, он прятался на кухне и скулил. От страха он писался на пол, и его часто рвало.

Алиса сказала Алану, что ему снова придется поговорить с соседями. Пойти туда, постучать в дверь и настоять, чтобы ему ответили. Он предложил сделать это вместе, чтобы они выступили единым фронтом. Бобби спросил, можно ли ему присоединиться, и был при этом очень возбужден, но родители не разрешили. Бобби расстроился и немного разозлился на них.

Алан с Алисой пошли к соседскому дому, оттуда снова доносилось «О, малый город Вифлеем», только на этот раз пел не Кросби, она звучала совсем в другом исполнении, и это было правильно и хорошо.

На дверном коврике теперь было написано: «Добро пожаловать в наш дом, наш милый дом!». Ни Алан, ни Алиса не захотели на него наступать. Они стояли на крыльце, стучали дверным молотком и кричали в прорезь почтового ящика. Но ответа так и не дождались.

– Мы не сдадимся, – сказала Алиса Алану, и он согласился. – Пока не добьемся своего.

Но через несколько часов они все-таки ушли.

В полиции сказали, чтобы они больше не звонили. То, чем они занимаются, называется преследованием. Не только соседей, но и диспетчера полиции. Их соседи – прекрасные люди, нельзя их ненавидеть только за то, что они другие. «Что значит другие?» – спросил Алан, он не злился, не кричал, и поэтому не считал, что заслуживает такого строгого предупреждения. «Просто другие», – ответили в полиции.

Алан с Алисой пробовали стучаться в двери других соседей на их улице, с которыми они даже никогда не здоровались, но тех тоже никогда не было дома.

Однажды Алан вернулся домой и увидел, что Бобби гуляет в саду перед домом с играет с пузырчатой упаковочной пленкой.

– Смотри, папа, – сказал он, – я могу сделать так, чтобы они лопались!

Он прыгнул в ворох пленки, завернулся в него, и тотчас же раздался треск тысяч маленьких взрывов. Он хохотал. Алан приказал ему бросить все это и идти домой. Эта упаковка им не принадлежит, это мусор, уходи отсюда. Бобби обиделся. Почему он не может поиграть, почему бы им вместе не поиграть с пленкой?

– Это небезопасно, – ответил Алан. – Ты глупый мальчик, просто идиот. Она же грязная.

Но Бобби все равно выглядел обиженным. Он надул губы, потом они превратились в скобку с опущенными краями, его лицо искривилось. Очень медленно Бобби поднял вверх руку и показал средний палец. И показывал он его именно отцу.

В этот вечер Бобби запретили играть в гольф на приставке.

Алан и Алиса теперь спали с берушами в ушах. Но Алану все равно казалось, что он слышит музыку. Он так и не смог определить, то ли это звук ударных, то ли так громко стучит его собственное сердце.

Ему продолжал сниться манекен из соседнего дома, искусственное пластмассовое тело, искусственная грудь и фальшивая пластмассовая улыбка.

– О, Барбара, – застонал он однажды ночью, овладевая ею сзади, согнув так, что попка смотрела прямо в небеса. Ему нравилось называть ее Барбарой. А сердце его при этом стучало, как барабаны в песне «Зимнее чудо».

Бобби продолжал играть в саду. Алан смотрел в окно, как тот, словно снежинки, ловит ртом белые шарики пенопласта. Он стучал в окно, пытался заставить сына прекратить, но Бобби его не слышал. Он выглядел счастливым, как восьмилетний ребенок в рождественское утро, откидывал назад голову, открывал рот, и белые легкие шарики падали ему на лицо. Он отплевывался или глотал их, в зависимости от настроения.

Алиса обнаружила, что соседская собака перестает лаять, если не шуметь. Они старались вести себя тихо: не наступать на скрипучие половицы, смотреть телевизор без звука. Разговаривали шепотом или вообще молчали.

– Ты как насчет партии в гольф? – спросил однажды вечером Алан у Бобби. – Мы уже сто лет в него не играли.

Бобби пожал плечами.

– Можешь снова играть за Тайгера Вудса, если хочешь, – предложил Алан.

Они сыграли в гольф. Хотя Бобби не очень старался, он все равно выиграл.

– Как-нибудь мы с тобой сыграем в настоящий гольф, – сказал Алан, – не понарошку, как здесь, а на свежем воздухе. А потом пойдем и выпьем пивка в пабе. Мы с тобой можем стать друзьями.

На работе Старик Эллис вызвал Алана к себе. В маленьком душном кабинете они были только вдвоем. Эллис сказал: если Алан не может руководить персоналом, он найдет того, кто сможет.

Однажды вечером Алан пришел домой с одной прекрасной идеей. Она вертелась у него в голове всю вторую половину дня, и он чувствовал себя счастливым.