Лорен Оливер - Неупокоенные

Удивительно, не правда ли? Как люди, чьи сердца когда-то бились в унисон, могут стать такими далекими и чужими. В этом и есть вся суть жизни – постоянное разделение и отдаление. Этот процесс можно остановить, только слившись с единым потоком времени, с вечностью.

Наверное, нам уже пора отправиться домой.

Трентон не был в оранжерее уже много лет. Когда он открыл дверь, к потолку взметнулась перепуганная птица – она пролетела так близко, что он почувствовал вихрь, поднятый ее большими черными крыльями.

Некоторые стекла были выбиты. Трентон подумал, что это произошло во время последней сильной грозы. К стене была прислонена большая ржавая лестница, как будто кто-то решил, что делать ремонт нет смысла, и просто оставил ее здесь. Земля поросла молодой травкой, и она хрустела под ногами при каждом шаге.

Когда он был ребенком, оранжерея казалась ему фантастическими джунглями с огромными цветами – влажными, экзотическими и абсолютно для него недосягаемыми. Он помнил странные и необыкновенные орхидеи в изумрудном свете оранжереи, розы, которые стояли в цвету даже зимой.

Теперь там не было ничего зеленого, только пара искусственных рождественских елей, лилий, орхидей и даже миниатюрная пальма, стоящая в самом углу. Все оставшиеся живые растения были темными, сухими и ломкими.

Суббота, десять часов утра. Трентон был один в целом доме и мог делать, что хотел. Эми была в дальней комнате, мать до сих пор спала. Она вчера опять страшно налакалась и, видимо, раньше полудня не проснется. Из окна своей комнаты он видел Минну, которая шла вдоль кромки леса, натянув шапку на уши, хотя было уже градусов пятнадцать тепла. На ней были старые резиновые сапоги.

Взобраться на полку было нелегко – она скрипела так, как будто вот-вот грозила обрушиться под его весом. Но Трентон смог. Устроившись поудобнее, он спрятался за искусственными растениями и их пластиковыми листьями – его было не видно и со стороны кладовки, и от двери, которая вела во двор.

У него оставался еще один косяк из той пачки, что он купил у того парня, работавшего в «Мультиплексе» на Лонг-Айленде. Трентон зажег его, сделал три короткие затяжки и быстро затушил косяк, чтобы еще осталось на потом. Он облокотился на стену, расслабил руки и ноги и почувствовал, как по всему телу разливается тепло и покой.

Он думал о Кэти и ее приглашении. Страшновато. Не нужно туда ходить. Все будет плохо. Большинство друзей Кэти наверняка знают друг друга, а Трентон будет там белой вороной – все будут пялиться на него и перешептываться у него за спиной.

Но в глубине души он мечтал снова увидеть эту девушку. Значит ли это, что он больше не хотел умирать?

Нет. Его планы не изменились. И Трентон по-прежнему готовился к смерти.

Солнце светило очень слабо, и облака, бегущие по небу, распадались как стеклышки в калейдоскопе. Как и его мысли – распадались и перестраивались.

Свет замигал, по полкам пробежала тень, и Трентон вздрогнул. Он думал об аварии. Обрывки мрачных мыслей тянули его ко дну по темному мрачному коридору.

А потом он почувствовал что-то. Или, может, услышал. Он не понимал, что это, но знал – это здесь. Кто-то или что-то проникло в оранжерею. Трентон сидел, боясь пошевелиться. Горло сжала ледяная рука страха, он не мог выговорить ни слова, не то что закричать.

Она была там. И в то же время никого рядом с ним не было. Трентон просто чувствовал ее присутствие. Он понял, что это девочка или женщина по тому, как оно двигалось, по силуэту и по длинным волосам.

Это точно не могли быть глюки. Хотя он и раньше курил травку, причем довольно часто – это единственное, что помогало ему пережить долгие месяца в Андовере – и однажды он, будучи под кайфом, даже увидел, как пульсируют стены в ванной.

Но сейчас все было по-другому. Она была реальной. Трентон чувствовал это. Он хотел закричать, но горло так пересохло, что он не смог извлечь из себя ни звука.

Чем дольше он на нее смотрел, тем четче прорисовывался ее облик: острые плечи и глаза, темно-зеленые, как листья. Волосы, зубы, рот, груди, маленькие как два цветочных бутончика.

«Уходи!» – хотел крикнуть Трентон, но не смог. Он чувствовал себя так, как будто снова попал в больницу после аварии – его парализовало, он не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой.

«Оставь меня! Уходи!»

И она заговорила. Ее слова прозвучали как шелест сухих листьев, которые гонит ветер по полу оранжереи.

– Кто я? – тихо спросила она. – Что со мной произошло?

И вдруг страх Трентона сменила жалость и тоска. Ему захотелось плакать. Так плохо он себя никогда не чувствовал – это было хуже, чем его безрадостное существование, чем уныние и серость, которые окружали его по жизни. Перед Трентоном была глубокая, темная яма, колодец, на дне которого сидел провалившийся туда ребенок. Он знал (сам не понимая как), что она была очень напугана.

Почти не осознавая, что он делает, Трентон привстал и протянул к ней руку, как к бездомному животному.

И вдруг – оглушительный треск и звон стекла! Трентон быстро пригнулся и выругался. Первой мыслью было – лампочка снова взорвалась. Но потом он вспомнил, что в оранжерее их не было.

– Черт! – раздался крик Минны, приглушенный стеклянными стенами. Она с трудом протискивалась через дверь оранжереи, подталкивая ее плечом. Дверью никто не пользовался уже долгие годы, и она порядком заржавела.

– Что за хрень?! – завопил Трентон.

Девушка-привидение (он не сомневался, что она была именно призраком) исчезла. В том месте, где она стояла, теперь был лишь прямоугольник падающего света и пылинки, которые кружились в солнечных лучах. У Трентона защемило сердце, как будто он только что потерял близкого друга.

– О боже, – Минна наконец-то протиснулась в дверь и теперь стояла в проходе с красным от напряжения лицом, стянув шапку на макушку, – эй, я тебя не зацепила? Чертова пушка берет левее.

– Зацепила? – повторил Трентон и только теперь понял, что это был за звук. Он огляделся и увидел, что пуля вошла в полку сантиметрах в пяти от его левой ноги. Он услышал, как где-то вдалеке заверещала мать.

От злости он едва мог говорить.

– Какого черта, Минна?! – Он закричал так громко, что сам удивился. – О чем ты вообще думала?! Ты могла меня убить!

– Я же извинилась! – сказала Минна, хотя она не извинялась. Она спрятала пистолет за пазуху. Трентон узнал его – это была пушка из отцовского стола. Он разозлился еще больше – она умеет его заряжать! – И вообще, я не виновата, я же сказала – чертова пушка…

– …берет левее, да, я слышал, – голова у Трентона гудела. Призрак! Это было невероятно! Минна говорила, что кого-то в доме убили. Неужели он видел ее ?