Карина Сарсенова - Хранители пути

— Городское солнце, строгое и пыльное, равнодушно отражается в темных стеклах ее очков. Она идет по улице, перегруженной людьми, зданиями, машинами и вывесками, уверенная и холодная, как прячущиеся в подворотнях тени, в строгом деловом костюме и с папкой из тонкой кожи, прижатой к обтянутому прямой юбкой бедру… Каждый шаг выверен и всякая цель предельно ясна. Так отчего же она избегает смотреть на скрытые меж домами тени, столь же бездушные и ненужные, как и ее собственная жизнь? Ответ никогда не находится, потому что вопрос никогда не задается, зарождаясь и тут же рассеиваясь в череде принято важных и неотложных дел…

— Холод сочится отовсюду — из вечных сумерек плохо освещенного подъезда, из-под дверей наглухо запертых квартир, с пола, на котором она лежит… Он, заплеванный и затертый, кажется ей гораздо чище ее самой. Что-то сильное, неимоверно сильное давно взяло над ней верх, исподволь заполонило жизнь и превратилось в ее бытие. Но другое, сохранившееся в душе, нечто сокровенное и бесценное, то, до чего невозможно было добраться и что нельзя было продать или поменять на запретный плод, продолжало бороться. Оно боролось за нее, когда она отказалась от всяких усилий на спасение. Может быть, оно было столь настойчиво и непобедимо, что являлось не частью ее, а по-настоящему и единственно ею? И именно оно протестовало сейчас против грязи, в которую превратились ее тело и мысли… А чувства… Их у нее совсем не осталось, кроме того драгоценного ощущения своей вечной сути… Рядом валяется шприц с погнутой иглой… Из руки вяло сочится кровь. Она такая же холодная, как и окружающий ее мир. Равнодушие, ставшее ее жизнью, по каплям вытекает из нее. Кто-то дотрагивается до ее плеча. Через ледяную ауру смерти, окутывающую ее тело, она неожиданно явственно чувствует тепло человеческой руки…

— Аура домашнего тепла витает в воздухе, надежной защитой окутывая предметы, пространство, людей. Запах ее дома, ее детства — корица и ваниль, имбирь и гвоздика. До чего же она обожает свою работу! Она буквально горит ею… Жар от раскаленных печей волнами расходится по помещению. Они насыщены ароматами воспоминаний. Мамины руки, мягкие и пахнущие булочками, бабушкин поцелуй, оставляющий на щеке шоколадный аромат, дедушкины усы, навсегда запечатлевшие в себе запах свежемолотого кофе… Счастливые моменты ее жизни приходят и уходят, чтобы снова вернуться, вместе с очередной волной печного жара. Она достает из добродушно раскаленного зева широкий противень. Плотные ряды крутобоких пирожных дышат на нее сладкой истомой…

Светло-фиолетовый туман пополз из печей, от рук кулинаров, из щелей под холодильными установками… Его легкое прохладное свечение оказалось сильнее густых волн печного жара, и последний постепенно растворился в туманной дымке, неуклонно заволакивающей все вокруг. Цех исчез, вслед за ним рассеялась болотная сырость подъезда, рассыпалась в прах каменно-равнодушная выверенность городского пейзажа, размылась переполненная отчаянием ночная комната, исчез щедро залитый солнечным счастьем цветущий луг…

— Это моя жизнь везде… То, кем я могла бы стать… — мысли, громкие, как выкрикиваемые слова, взорвали устоявшуюся тишину созерцающего себя сознания.

— И то, кем можешь быть. Пока живешь. Посмотри наверх, — женский голос, невыразимо мягкий и проникновенный, мгновенно завладел ее сердцем. Ни к кому прежде Меруерт не испытывала такого всепоглощающего доверия. Она знала — обладатель этого голоса несет ей только благо. И она с готовностью приняла его.

— Да, Мирена, — знание захватило ее полностью. Но оно не пришло извне, оно всегда жило внутри нее, оно жило с ней, оно было ею — частью ее души, необходимой и неделимой. Имя ангела-хранителя, вложенное в вечную память души, звучало успокаивающе и поддерживающее одновременно.

Взгляд, направленный на вновь появившийся потолок, выхватил из его сияющей белизны проступившую на нем реальность. Что-то, вспыхнувшее с внезапной яркостью из нового пространства, захватило ее внимание с непререкаемой властностью. Промчавшись по ослепительно сияющему тоннелю, она закружилась в водовороте разноцветных потоков энергии, с головокружительной скоростью завертелась в нем. Она знала эти энергии, они ей знакомы… Постепенно пропитываясь их присутствием, Меруерт опознала его: восторг и страсть, зависть и похоть, гнев и радость, преклонение перед ней и жажда ее уничтожения — каскад человеческих чувств обрушился на доверчиво воспринявшую их душу… Оглушенная нежданным накалом чужих эмоций, она попыталась выплыть на поверхность этой энергетической бездны, выпрыгнуть из нее, вернуться к себе прежней… Будто признав ее силу, водоворот выбросил ее из себя, вытолкнул во что-то иное… Но, может быть, он просто превратился в новое пространство? Как бы то ни было, она вновь обрела привычное и безопасное ощущение себя. Но — несколько другое, чем раньше… Чем тогда… Когда? Она не знала. Мир, развернувшийся вокруг, отрезал ее от всех былых воспоминаний и опытов. Она полностью принадлежит ему. Ее мир крайне мал и безграничен одновременно. Им она живет и дышит. Им она является здесь и сейчас.

Сцена залита разноцветными лучами. Зрительский зал бушует в неистовом восторге. Аплодисменты сыплются искрящимся фейерверком. Она кланяется в десятый раз, снова и снова принимая роскошные букеты цветов из рук вспотевших от волнения поклонников. Их признание растет у ее ног ароматной горой, жертвой, принесенной ее таланту и красоте, тем раем, которого она достойна. Поклонники молят свою богиню еще раз явить им чудо ее волшебства. Она не может отказать им. Она должна уступить их просьбе. Поправив роскошное алое платье, она делает знак торжественно замершему оркестру и начинает петь…

— Это не я… — раздвоенное сознание позволяло пребывать по обе стороны одного мгновения. — Я не умею петь, — уже без сопротивления, но следуя его инерции, робко шептала она, возвращаясь в бесформенное пространство тонкого плана.

— Но это тоже ты, — голос ангела звучал уверенно и ласково. — Ты не знаешь себя. Многогранность души неизмерима. Однако в данный момент твоего бытия она представлена перед тобой несколькими самыми важными гранями, доступными твоему восприятию и проработке. Ты можешь очень многое. Но выбирать надо один раз. Сейчас.

— Как я могу выбрать! — страх перед неверным выбором зазвенел в голосе Меруерт трепещущей струной.

— Доверься своим ощущениям.

— Но я не умею…

— Умеешь. Всегда умеешь. Ты делаешь это постоянно. Сделаешь и на этот раз, — увещевательные нотки в голосе Мирены гармонично сочетались с непререкаемой твердостью. Она вела за собой подопечную уверенно и легко, встраиваясь в личность Меруерт и незаметно превращая свою (а на самом деле Высшую) волю в ее собственную. Так будет ровно до тех пор, пока Меруерт не научится осознанно находить опорой в любой форме бытия саму себя. И раскрытие через него своей духовной сути.