Карина Сарсенова - Хранители пути

Время остановило для нее свой извечный ход. Пространство, прежде неведомое, раскрывалось перед ней чудесами подлинной реальности. Никогда и нигде Анжелика не ощущала себя столь комфортно и хорошо. Никогда она не отдавалась власти своей души с такой страстью…

Песни лились из ее сердца его пробудившимся звучанием. Музыка ее души завораживала ее саму и весь зал, то погружавшийся в благолепную тишину, то взрывавшийся фанатичным обожанием. И с каждой песней первая становилась все глубже, а второе — безумнее. И с каждой новой песней она то ныряла в распростершуюся в ее душе блаженно теплую небесную бездну, то пересекала ее и взмывала к ставшим такими близкими хрустальным звездам… Но вот только почему они, чем ближе становились, тем сильнее обжигали ее сердце нестерпимо ледяным светом?

Крохотный звездный осколок оторвался от соседней звезды и полетел по черному бархату ночного неба… Инстинктивно протянув руку, зачарованная его ярким сиянием, она зачем-то схватила его. И тут же вскрикнула от боли — миллионы ледяных игл впились в нежную девичью кожу… Она встряхнула ладонью, стремясь отшвырнуть подальше этот кусок чистой боли, но он как будто намертво слился с ее рукой.

В отчаянии закричав, она открыла глаза и с изумлением уставилась на статного молодого человека, крепко державшего ее за руку. Глядя на нее, он, казалось, без усилия читал ее мысли и чувства. Усмехнувшись, он свободной рукой указал куда-то вбок. Последовав его движению, Анжелика со вздохом облегчения вернула ему благодарный взгляд. Сидевший за старинным белым роялем пожилой мужчина ударил по клавишам идеально настроенного инструмента. Мелодия танго ворвалась в застывший в немом ожидании зал и бросила Анжелику и ее внезапного визави навстречу друг другу.

Земля снова ушла у нее из-под ног… Хотя нет, она так и не вернулась на нее с момента первого взлета. Никогда она не танцевала с такой отдачей. Страсть, порожденная музыкой, разбередила былое и грядущее, реальное и мечтаемое… Слившиеся в один чувственный порыв настоящее и возможное поглотили ее сознание, заменив его на единственно властное над ней чувство, сразу же, в миг своего возникновения, превратившееся в неутолимое желание… Страсть… Таково было ее нынешнее имя в бесконечном мгновении здесь и сейчас… В мгновении, воплощенном в одном поцелуе. В поцелуе, в котором в настоящий момент она была воплощена вся…

Звезды кружились вокруг нее в стройном хороводе, неуклонно приближаясь… Зажатая в кольцо нестерпимо сиявших светил, она задыхалась, обмороженная ледяными касаниями их лучей… Беспомощной бабочкой она билась в ловушке ложного, но оттого не менее смертоносного для нее света… Но всему приходит и начало, и конец… И когда удушающий захват ослаб, Анжелика безжизненной куклой болталась на руках своего недавнего кавалера… Ее закатившиеся глаза так и не увидели благоговейного выражения его безупречно красивого лица. Разжав руки, он позволил обмякшему женскому телу упасть к своим ногам. Запрокинув голову и закрыв глаза, юноша с отрешенным видом стоял посреди звуков продолжавшегося вокруг пиршества. Отгородившись от внешних звуков, он внимательно прислушивался к чему-то потаенному в глубине себя самого.

— И с чем ты пришел на этот раз? Неужели с готовностью понести наказание? — равнодушная ирония Самаэля железным обручем сдавила сердце Шалкара.

— Мой повелитель, я пришел с удачей, — тихо вымолвил он.

— Удача — удел физически смертных. С чем пришел ты?

— Мой господин, я пришел с победой, — задыхаясь в небытийной пустоте образовавшейся паузы, Шалкар безропотно принимал свою участь.

— Надеюсь, так и есть, — тон Самаэля не внушал никаких иллюзий: игравшие не по его правилам попросту выбывали из игры. И возвратов в нее не бывало. Никогда.

— О, да, мой повелитель! — судорожно пытаясь преодолеть терзавший его ужас, демон корчился от порождаемой им боли. — Я выполнил одно из ваших заданий. Из душ Амадео оступились не один, а трое!

— С чего ты взял, что трое? — подчеркнуто вежливо, как обычно разговаривают с психически больными и умственно отсталыми, поинтересовался Самаэль.

— Так ведь… — растерянно проблеял Шалкар.

— Никогда не стоит делать выводы, прежде чем получишь результаты. Насколько мне известно, Николай отменил освобождение маньяка.

— Что? — мгновенно потерявший голос под натиском давящей тьмы, пропищал демон.

— ШАЛКАР, ты что, черт в младенчестве? Считать не умеешь? — беззлобный рык Самаэля вогнал демона в новую пучину смертельного ужаса. Бесстрастность — верный признак приближавшегося действия.

— Но остальные… — жалкая попытка к оправданию у никчемного существа… Шалкар предпочел бы убить себя сам, но, увы, в его случае акт самоуничтожения был невозможен — темные сущности не имеют права на такой выбор. Как, впрочем, ни на что другое, кроме безусловного подчинения своему владыке — абсолютной тьме. Пришедший из нее саркастический голос с каждым новым словом стегал распятую душу Шалкара хлыстом обжигающей ненависти. Хотя он сам жил ею, но соприкасаться с идеальной разрушительной силой Самаэля по-прежнему было для него крайне мучительно. Потому что он все еще не стал ею полностью. Шалкар терпел боль, зная — иного пути выжить, кроме как слиться с терзающим его мраком, попросту нет. Когда-то, на заре человечества, он поставил на карту все, что имел. Собственную душу за отмену кармических долгов. Тогда ему казалось, что способ развития светлой души чрезвычайно болезненен и слишком долог. Но теперь он бы отдал все, чтобы повернуть время вспять. Одна загвоздка — отдавать было нечего. Самаэль овладел его сознанием и неуклонно вел его к полному уничтожению вложенной в него индивидуальности. Ему не нужны слуги, имеющие право выбора. Для осуществления своей разрушительной миссии дьяволу требуются безвольные рабы. Их сознание должно быть в итоге трансформации полностью заменено его сознанием. А насколько это невыносимо — убивать свою духовную личность, оскопляя ее лишением воли, Самаэлю было не все равно, а очень даже на руку — энергии, вырабатываемые страдающими демонами, поддерживали и питали специфичность его бытия.

— Валадор доложил, что остальные двое действительно попались. Одна послала на смерть подругу, горя желанием сделать доброе дело. Гордыня ослепила. Решила, что имеет право решать судьбы других людей. А другая запросто, попав в обворожительную компанию и вкусив неожиданного успеха, предала свою любовь. Забыла ухажера и кинулась в объятия первого попавшегося красавчика.

Шалкар ответил абсолютной тьме вымученным хрипом.

— Однако осталось еще двое.