Виталий Кулик - Ведьма полесская

— Если до Черемшиц пятнадцать вёрст, то, пожалуй, мешкать не стоит. Глядишь, пока ночь нальётся, я уж и большую часть пути одолею, — решительно сказал Прохор, свёртывая холстинку с остатками трапезы.

— Хлопче, я ведь неспроста отговариваю тебя переться супротив ночи в дорогу. Недобрая молва ходит про те места.

— Во как! И что ж там такого недоброго? — не поверив Ваське Коту, весело удивился Прохор.

Его собеседник придвинулся ближе и, словно заговорщик, таинственно начал речь вести:

— Люди в тех местах поодиночке боятся из дому выходить. Особенно в лунную ночь. А всё ведьма страху нагнала. Объявилась года полтора-два назад, на болотах тамошних осела. Говорят, сначала всё ворожила да шептанием всяким занималась, а потом, знамо, мало ей этого стало. Душу антихристу продала. А к ней всё равно людишки идут, да только не хворые да убогие, а с такой же темной душонкой. Вот и пошло лихо твориться по окрестностям. Так что не ходил бы ты, хлопец, сейчас никуда. И луна-то в эти дни вся блином округлилась.

— Та-а-ак! И что, никто не может найти управу на эту ведьму? — всё ещё не принимая всерьёз слова мужичка, поинтересовался Прохор.

— Говорят, что пробовали один помещик с приставом и ещё с кем-то из сельской общины сунуться к ней — по три дня потом дома на печи сидели, дрожа от страху. После этого и скумекали, что лучше не связываться с этой шельмой. Вот тебе и «та-а-ак!» — передразнил Прохора мужичок.

— И это тебе сам тот помещик с приставом рассказывали?

Прохору всё равно мало верилось в то, что рассказал ему Васька Кот, но, как говорится, дыма без огня не бывает. И в то же время он был уверен, что людская молва, как всегда, приукрасила и преувеличила какое-нибудь недоразумение с обыкновенной бабкой-шептухой.

— Ну что ты как Фома неверующий! Для твоего же блага предостерегаю. Потолкайся на воскресном базаре средь людей, все новости узнаешь! В последнее время только и разговоров про эту ведьму, — с жаром говорил Васька Кот, но видя, что ему всё равно не поверил и не испугался незнакомый хлопец, отвернулся к церкви и, перекрестившись, добавил: — Вот те крест, истинную правду говорю!

— На базаре небось крадёшь маленько, а? — будто и не слыша Васькиной клятвы, спросил Прохор.

Такой резкий поворот сконфузил мужичка, и он как-то сразу насупился, но врать не стал:

— Всяко бывает… особенно, когда есть дюже хочется.

«Не соврал, — невесело подумал Прохор. — Может и в самом деле переждать ночь где-нибудь в местечке?» Он вынул обратно уже спрятанную в котомку холстину с едой и молча протянул мужичку.

Тот еду взял и сокрушенно посмотрел на Прохора.

— Всё равно не ходи… молодой ведь. Не ровен час пропадёшь. Года ещё не прошло, как схоронили там панского приказчика. По делу иль просто так, не знаю, стеганул он ту ведьму кнутом и сам сгорел, как лучина.

— Да ну! Прямо так огнём и взялся?

— Не, не огнем. Это я так, к слову. Черемшинцы рассказывали, что мертвец к нему после того приходил в полночь. Перепугался приказчик крепко. И начал здоровый мужик сохнуть без причины. Ни лекари, ни знахари не помогли. Подробностей не знаю, но недолго он протянул. Детишки сиротами остались…

Наступила пауза в разговоре. Оба молчали; каждый думал о своём. Затем Васька Кот, вспомнив, что упустил важную подробность, живо заговорил:

— А у ведьмы-то той, говорят, дочка есть. Красивая девка… а с матерью своей не в ладах.

— Это отчего ж дочке с матерью не ладить?

— А бес их знает! Говорят, что девка к людям рвётся, а ведьма не пущает, к колдовству приобщить её хочет. И девка красивая, а жаль, что в лесу прозябает одна… Ей бы в обчество — враз бы за какого-нибудь пана замуж выскочила…

— Ты так говоришь про её пригожесть, будто сам видел ту дочку ведьмы.

— Видел, не видел, а раз говорю, значит, знаю.

Слова о дочке ведьмы почему-то запали в душу Прохора больше, чем все другие россказни Васьки Кота. Слухи о девушке на время отвлекли от мрачных мыслей о самой ведьме. Но время шло, и надо было на что-то решаться. Прохор знал, что если он смалодушничает и не доберётся сегодня до имения пана Хилькевича, то завтра ему будет очень противно за свою слабость. «Что ж, идти так идти», — окончательно приняв решение, подумал он.

— Ладно, Васька Кот! Рассказываешь ты мне тут страсти-мордасти, а время не терпит. Идти надобно. Авось не пропаду! — закидывая котомку за плечи, бодро произнес Прохор.

— Ну, как знаешь. Дело хозяйское. По какой дороге идти я тебе уже указал, так что, коль решил, ступай с богом…

Спустя четверть часа Прохор уже спешно шагал по наезженной возами дороге, оставив позади окраинные хаты Каленкович. Изредка попадались прохожие. Одних Прохор обгонял, другие — этих было большинство — шли во встречном направлении, к местечку. И чем дальше он отходил от Каленкович, тем пустынней становился тракт. А на дворе уж и сумерки начали сгущаться. Потянуло вечерней прохладой.

До первого хутора в две хаты Прохор добрался поздним вечером, почти ночью. В низких окнах одного из строений мерцал свет. Громко залаяла собака. Её дружно поддержала и соседняя дворняжка. Скрипнула дверь, и на пороге появился рослый бородатый крестьянин. Вглядываясь в темноту, мужик грозно спросил:

— Кого там принесло? Ни днём, ни ночью от вас покоя нема.

— Прости, хозяин! Нездешний я. До Черемшиц добираюсь. А как мне рассказали, то где-то тут свернуть надобно с тракта. Вот я и хотел уточнить. А то ночью-то и сбиться не мудрено.

Мужик что-то буркнул невнятное, потом довольно долго размышлял и наконец недовольно произнёс:

— В эту пору все добрые люди дома сидят. Не знаю, кто ты таков, но время для странствий выбрал неподходящее… А на Черемшицы сразу за хутором возьмёшь леворуч.

— А сколько вёрст ещё будет до этого села?

— Шесть с хвостиком. На полпути ещё один хутор будет. Но там люди диковатые живут. Даже и не пробуй достучаться, а то собак точно натравят. Но хутор будет тебе вехой. Как дойдёшь до него, значит на правильном пути, и идти останется ровно три версты.

— Ну, это для меня не дорога.

— Ты уж гляди, поостерегись там, в «не дороге», как бы ни заблудиться. А то тут сегодня одна уже проходила в ту сторону… Молодица. Теперь вот душа болит, что отпустил её одну. Правда, ещё светло было, однако…

— Благодарствую, батя.

— Иди с богом… — в который уж раз прозвучало такое напутствие Прохору за сегодняшний день.

Крестьянин с тревогой проводил взглядом растворившуюся в темноте фигуру путника и, тяжко вздохнув, прикрыл за собой дверь на крепкий засов.

Как он и указывал, в конце хутора влево от тракта ответвлялась дорога. Свернув, Прохор теперь шёл по малонаезженному пути. Идти по такой дороге оказалось легче: не было глубоких ям и колей, выбитых возами ещё в распутицу.