Денис Кавченков - Обратная сторона жизни

Сами испуганно-сжавшиеся представительницы прекрасного пола уже успели разместиться на выбранных ими местах, не слишком поражающих разнообразием. Вследствие того, что связующая людей цепь мешала рассредоточиться по всей площади помещения на личное усмотрение и повторить неразбериху Сортировочной, измученные женщины уселись рядом друг с дружкой, оперевшись о холодные стены, где одну захватили полностью, а вторую частично. И сейчас все они пребывали в некой настороженной прострации, со страхом вглядываясь в зассаный пол, что-то бормоча, всхлипывая и нервно расчесывая грязные головы.

Как бы саркастически это не звучало, но веселей всех было молодой матери, безостановочно отвлекающейся на как-то незаметно уснувшего и переставшего хныкать малыша. Крепкая девушка склонила над ним голову со спутанными волосами, и ласково шептала успокаивающие слова, пряча ребенка от жестокости нового мира, желая защитить, но прекрасно понимая, что ничего не может сделать, кроме как прижать к груди. Напряженная и усталая родительница сидела, положив на пол согнутые коленки, на которых спал недоступный чужим взорам младенец, а она обогревала его руками и идущим от сердца теплом, хотя было совсем не холодно, то есть ее действия являлись защитным рефлексом и желанием никого не допустить к малышу. Ну, а следующее, на что обратил внимание шлепающий в ее сторону Дима, ведущий за собой покорных, как никогда пленников — это естественно грудь, по-прежнему красивая, желанная и подсказывающая, что парень жив и сдаваться не собирается.

Он мысленно облизнулся, забыв про живущий собственной жизнью член и тот немедленно среагировал, слегка налившись мужской силой. Прокатившаяся волна крови полностью причиндал не подняла, но бодрости добавила, а женщины оказывается и в Аду остались теми же самками, что и при жизни, инстинктивно не сдержавшись и оглядев грешника мужского пола, то есть его красивого. И если мужики начинают осмотр с груди или задницы, то бабы выстрелили взглядами в паховую часть, и его взбодрившийся ковбой юркнул обратно в густые заросли, не остановив при этом засмущавшегося, однако целенаправленного юношу, двигающегося к свободному месту рядом с настороженной мамашей.

Она наконец-то подняла голову и посмотрела на вероятного соседа, тащащего за собой компанию, где нормальными выглядели лишь он, Такеши и Лкетинг, глаза же остальных рабов выражали крайнюю обеспокоенность дальнейшим пребыванием здесь, что выражалась в беспрестанном скулеже и хныканье. Несмотря на то, что большая часть грешников побаивалась «Спящих», стараясь держаться от них подальше, по крайней мере, мысленно, девица смотрела хоть с осторожностью, но и одновременно с облегчением. Ей было на порядок легче, когда рядом собираются примоститься те, кого демоны еще ни разу не назвали животными, плюс к этому не трогали, поэтому она пошевелила распластавшимся по камням задом, словно ехала в автобусе и разрешала присесть.

Сам Дима не собирался спрашивать разрешения, но легонько кивнул, не обращая внимания на волосатых чертей, приглядывающих за рабами, дабы те не запутались в цепях или что хуже — не устроили кучу малу, запаниковав. Мальчишка знал, куда шел, а мнение плетущихся позади человеческих отбросов не интересовало его еще с Земли, где он старался просто избегать их. Парень знал, что двое его друзей — азиат и масаи уверены в нем, хоть сам не осознавал почему, но четкая уверенность в этом заставляла жить и двигаться, дабы когда-нибудь спасти остальных таких же, как они.

Уставший юноша отлично понимал, что еще немного, и они сядут на притягательный пол, после чего можно будет уснуть, а его тело с разумом сами обдумают произошедшее за сегодня, разложат по полочкам и немного заживят ноги и спину, короче спать, спать, спать… Хромая нога шустрее и шустрее тащила за собой здоровую, стена приближалась, а затем он затормозил и, поправив кольцо на шее, повернулся на сто восемьдесят градусов. Его спина со свежей раной, как намагниченная соприкоснулась с холодной поверхностью гладкой стены, облокотилась на нее и поползла вниз, не дожидаясь остальных грешников, что привело к зависанию на полпути, ибо Лкетинг и Такеши садиться еще не начали.

Сопящая же позади толпа, заторможено и подобно весенним мухам оглядывала, можно сказать новый загон, вроде как и перетаптываясь на месте, но в то же время медленно и верно подбираясь к стене, где каждый голожопый пленник старался не вляпаться в лужу старой, отдающей ацетоном мочи, стараясь не смотреть на «Спящих». Заторможенные грешники несогласованно разворачивались спинами, изредка посматривая вниз, кто-то медленней, кто-то быстрей, пытаясь присесть и мешая друг другу, а наблюдающие за этим непотребством черти ничего не предпринимали, невозмутимо замерев на месте.

Рогатым была непринципиальна скорость посадки человеческих рабов, они отвечали за хорошее поведение, что отлично выполняли весь пройденный путь, не имея нареканий со стороны Джумоука, а ежели кто-то из грешников желал предъявить претензию, то «Анубис» принимал заявки круглосуточно. Но всех все устраивало и закованные пленники, сопя и подвывая, продолжали выполнять задуманное, где некоторые даже толкались, забыв, где находятся из-за огромного количества бурлящего внутри говна. Все-таки разброд мнений не давал людям покоя и после жизни, а основную их часть, как и прежде совершенно не волновало, что не все желают разглядывать их жалкие потуги оставаться личностями при выборе менее обоссаного места.

Измученный парень так и не сев, разогнул усталые ноги обратно, страдальчески сморщившись, когда пробитая ступня отдала болью, а затем, глупо моргая глазами, уставился на ослов в человеческом обличье, чересчур медленно мыслящих и выполняющих любые действия. В воспаленном от усталости мозгу юноши не нашлось оправдания таким же, как и он, уставшим до предела людям, пытающимся жить прошлой жизнью в новом, совсем непохожем на Землю месте и багрово-красная пелена заполонила его разум. Он даже не сумел понять, каким образом огромной силы электрические плети не сумели вразумить грешников с пятым тавро, даже окрасив грязный пол их густой кровью… Просто не успел, вследствие упавшей на глаза разрастающейся пелены, сотканной из злобы и ярости…

Последние ощущения походили на пройденный этап в виде пыточного лежака Анатона, и яростного размахивания на нем обрубленной культяпкой руки, но сейчас он прикованным не был и последнее, что запомнил — шаг вперед, а затем темнота…

Сквозь густой мрак изредка выныривало обильно покрытое кровью и ужасно обезображенное лицо человека, избиваемого чьими-то руками… Удар — брызги крови, удар — брызги крови, удар — брызги крови… Глаза, губы, нос, щеки, все это было размозжено, разорвано и вдавлено в череп, кости которого тоже пострадали, а некто жестокий бил несчастного, не собираясь останавливаться.