Денис Кавченков - Обратная сторона жизни

«Благословенная тишина и ласковая прохлада! Никого, кроме меня, Лкетинга и Такеши! Обалдеть! Поцеловать что ли камни под ногами? Хотя нет… Не стоит… Пыль на губах и так есть…», — юноша, чувствующий, как остывающая в местном Раю кожа плачет от наслаждения, подошел к вырубленной в полу канаве, встал на колени и погрузил туда потрескавшиеся губы с горячим носом, принявшись жадно всасывать отдающую тухлятиной и железом теплую воду, кажущуюся ему самой вкусной в мире.

Он пил, не желая останавливаться даже услышав дыхание воина-масаи, дожидающегося очереди, ибо прорубленная в камне поилка была не слишком длинной, а юноша раскорячился так, что занял все подходы к «водопою», причем не испытывая чувства стыда. Сделав еще несколько мощнейших глотков Дима понял, что сейчас брызнет из ушей и с трудом поднялся, извиняющееся взглянув на Лкетинга, улыбающегося так радостно, будто вернулся домой в Африку.

Мальчишка же, чувствуя противный вкус собственной эгоистичности, опустил виноватый взор и отошел к стенке, размазывая остатки воды по скособоченной харе. Его никак не могущее остыть лицо жадно их впитывало, возвращая былую свежесть и молодость, как в рекламе дорогих женских кремов, оставаясь, однако в искривленном виде, что огорчало до невозможности.

«Эх… Вот если бы «волшебная» капельница производила умняшек-нанороботов… Они бы мне и лицо выровняли и изъяны тела подкорректировали, но приходится ограничиваться быстрым заживлением ран… Да уж… Все-таки придется заново ломать лицо руками Лкетинга… Не могу с кривым ходить, хоть убей…», — осознание новой, пусть даже добровольной боли пугало, но не сильно, ибо холода в животе, как раньше не ощущалось и костлявый юноша понял, что переступил еще одну черту внутри себя.

Скорее всего, она была пройдена еще, когда собакоголовый бил ему по лицу тяжелым жезлом, а он уже тогда не боялся, хотя надо бы, ведь полное багровой смерти оружие могло сработать, оставив от него кучу пепла, но Дима четко осознавал, что незримо защищен. Сам демон-пес это понимал, да и болтливый сатир, произнесший, что они надежно защищены сами собой, только вот, чтобы это значило…

В этот момент в их небольшую, но такую уютную для Геенны Огненной клетку вошел дочерна загорелый и пошатывающийся от жуткого перегрева Такеши, на узкоглазом лице которого отобразилась вся гамма чувств, прочувствованная в нежных объятиях прохлады. Низкорослый японец, будто обмяк, расплывшись в искренней улыбке душевнобольного, рассказывающего докторам: «Я в Раю… Я всегда в Раю!», — а его тощие ноги автоматически понеслись к полной теплой воды канаве, от которой мигом оторвался жадно насыщающийся Лкетинг, прекрасно понимающий, что испытывает желтый брат.

— Пей, Та-ке-ши! Вкусная вода! Теплая, но вкусная! Пей! — он гостеприимно, словно принимая азиата у себя дома, отошел, расплывшись в искренней белозубой улыбке, а чуть ли не плачущий от счастья японец ринулся к воде, воткнувшись в нее лохматой головой с ушами, а затем, мгновенно вытащив их, принялся ополаскивать лицо, плечи, шею и грудь, блаженно бормоча:

— Никакой карьерный рост не сравнится с этим! Работа! Квартира! Дом! Зарплата! Все ничто! Вода и тень! Все! Больше ничего не надо! — он щедро плескал на себя теплую воду, однако спустя полминуты детского брызганья принялся просто пить, зачерпывая ладонями и всасывая, как голодный поросенок.

Дима с Лкетингом наблюдали за действом, творимым радостным Такеши, и не скрывали улыбок, однако в тоже время парень чувствовал себя очень уставшим, особенно разумом, требующим нормального сна, так и не полученного во время плавания по Реке Мертвых.

Внезапно раздался ослабленный каменной стеной крик младенца Лизы, уж его-то юноша запомнил, как свои пять пальцев и сейчас малыш, как он понимал, требовал жрать, а значит, по теории девушка была обязана угостить его наливной грудью. Так оно и вышло, ибо пронзительный детский рев быстро затих, а измученный юноша облокотился о едва теплую серую стену, ни капельки, не смущаясь застарелых запахов кала и мочи, тянущихся из прорубленной в каменном полу дыре, куда до них ходили некие узники, может «Спящие», а может и нет, раз они такая редкость…

В кои-то веки расслабившийся Дмитрий чувствовал, как уходит скопившееся за столь тяжелый день напряжение, вследствие чего аккуратно сполз на еле теплый пол, вытянув ноющие ноги и руки, и выпуская из себя все накипевшее. Он отрешенно вслушивался в такой далекий рыночный гвалт, полный страдальческих воплей рабов и цокота копыт, медленно погружаясь в себя, дабы уже оттуда погрузиться в оздоравливающий сон, возможно скрывающий новые неизвестные подробности его старой жизни.

Уже плывущий по небытию мальчишка с трудом удерживал слипающиеся глаза, смутно видя, как пыхтящий от удовольствия Такеши оторвался от воды и умиротворенно смотрит на него, на что Дмитрий в ответ слабо улыбнулся и перевел взор на Лкетинга, усевшегося рядом и легко хлопнувшего по плечу.

— Спи, белый брат! Спи! Сон подарит тебе еще больше мудрости! Лкетинг знает! Лкетинг должен был стать шаманом! — белозубая улыбка туземца совсем не гармонировала с чересчур серьезными ярко-голубыми глазами. — Отдыхай! Мы с желтым братом тоже поспим! Нас ждет плохое путешествие! — едва понимающий Дима хотел спросить, какое такое путешествие и откуда масаи знает, но сильнейший сон наконец-то полностью сморил его и измученный парень погрузился в спасительную тьму, наконец-то забыв, что находится в Аду, где его продают, заклеймив, как животное.

…Человеческий мозг создавался, как передатчик и приемное устройство одновременно, плюс к этому он способен выполнять сложнейшие вычислительные операции, по сути, являясь очень мощным компьютером, но не более того. Творческие функции никогда не были ему доступны, ибо люди, как биороботы, хоть и программировались с возможностью самообучения, но какая-либо свобода в их действиях отсутствовала, поэтому лишь полная потеря контроля их создателями и сделала человеческую расу по-настоящему свободной. Кто-то, возможно, сам Творец одной из Вселенных преподнес им столь роскошный подарок, видя в нем что-то одному Себе понятное, и когда люди впервые потеряли связь с контролирующим их действия центром, то мгновенно потерялись во всех понятиях этого слова.

Как долго они стояли, впитывая дыхание нового мира и ни на что, не реагируя, не знал никто, но программа самообучения работала, и они принялись собирать информацию о месте, в котором оказались без какого-либо координирования со стороны. Два высокотехнологичных биологических робота, созданных для заселения любых Вселенных принялись делать то, что в них заложили — размножаться и изучать новый мир. Их основная память заполнялась все больше и больше, а они сами того не понимая, учились жить одни. К каждому своему действию и его результатам они привязывали определенный алгоритм, причем не один, то есть, становясь все более свободными, и непохожими друг на друга, а заложенный в них объем памяти не мог закончиться, ибоони не просто так создавались биологическими машинами. Хранящие полученную информацию клетки мозга-компьютера беспрерывно росли и размножались, адаптируясь к новому миру и нуждам собственной системы.