Владислава Груэ - Гипер-С

А типусы откровенно радуются. Еще бы, обнаружили и завербовали мута! А один-единственный мут, принявший участие в избирательной компании любой степени прозрачности, может обеспечить на участке любой понравившийся процент голосования, даже пресловутые 146 %! И никакая проверка не заметит подтасовок. Люди сами пришли, сами изъявили свою волю. То, что проголосовали против своих интересов и зачастую против элементарного здравого смысла, никого не волнует. Ну, захотелось им так. Не нравится, выставляйся на выборы сам, проводи избирательную компанию, конкурируй, все честно. Ага, с командой магнетизеров за спиной. Как я понял из намеков типусов-оперативников, руководство Нью-Сиба и само грешит мутациями, и магнетизеров использует с размахом. И всех все устраивает. А то, что большинство магнетизеров — скрытые садисты… ну, есть же окраины города вроде ареа-эрпорт. Десяток изувеченных трупов там всегда спишут на пьяные дебоши или наркотическое безумие.

И моего руководителя из Центра десяток трупов на окраине тоже не беспокоит. Его беспокоит, что в Нью-Сибе плевать хотели на экономические интересы столицы в регионе. Вроде со всем соглашаются, клянутся в верности и покорности… а денежки достаются местной элите. И столичные посланцы странно себя ведут, едва попав в Нью-Сиб, а то и вовсе пропадают. А секретные агенты пропадают без всяких вовсе, просто поголовно. А не надо было устраивать лабораторию биологического оружия прямо в центре города-миллионника. Травить людей выбросами нефтезаводов и газовых производств тоже не стоило. И военной промышленности на свои топки тоже следовало бы ставить фильтры.

Вообще не надо было уничтожать собственный народ.

А теперь что ж плакать, получили по полной. Мой руководитель пока что не знает, насколько сильно получили, свои исследования по вопросу я ему еще не отправил. А вывод в исследованиях таков: мутантов в Сибири — как бродячих собак. Сколько ни стреляй, не выведешь.

— Будь с нами, и тебе все будет! — напутствует на прощание вислоносый. — И за это тебе ничего не будет, понял? Только держись подальше от Старого проспекта. Центр для охоты закрыт. Чтоб вчерашняя девочка была последней, понял? За девочку с гардером даже мы тебя не прикроем, оторвут бошку на месте! Молодец, что вчерашнюю не покалечил, а то бы тебя ничто не спасло, понял? А если так уж тянет развлечься, ищи жертвы в ареа-эрпорт, никто слова против не скажет. Все наши там ищут…

— … и их потом никто не ищет! — радостно заканчивает щекастый, и они оба довольно гогочут, как будто сказали что-то невероятно смешное.

Я прикрываю глаза. Вырвать бы гадинам ядовитые зубы прямо сейчас, да нельзя. Без них я не найду остальных «пчел», матку их не определю, а это главное. Сначала — матка. Но и до охранников-двоек очередь дойдет, обещаю.

Мне теперь запрещено появляться на Старом проспекте. Но именно туда я направляюсь. Оперативники в разговоре со мной умолчали о многом, но и из молчания можно делать выводы. Я такие выводы делать умею. Первое и самое обидное — девочка с гардером меня не сдавала. Она попалась сама в следящие сети службы, молчала на допросе и прикрывала меня, сейчас это очевидно. Дурак, мог бы догадаться сразу, если б не перепугался до смерти. Ох и дурак. Даже не хочу представлять, чего ей это стоило, они же ее наверняка давили. У оперативников на меня ничего не было, ни одной подробности. Они примитивно взяли меня на испуг. А я, дурак, взялся. И теперь мне необходимо увидеть эту девочку. Самое малое, я задолжал ей спасибо. Но вообще-то — жизнь.

Навстречу мне идут, вышагивают, плывут и порхают волшебные создания. Женщины, девушки, девочки. Фрау, гёрлы, бэби. Я ловлю каждую взглядом, впитываю, наслаждаюсь. Ну, маньяк я, что поделать. Особенно запомнилась одна: пухленькая, но удивительно стройная и подтянутая. Упругие груди в рассегнутом вороте блузки, нежная шея, милые детские щечки. Гибкий шаг, ровненькая спинка. И умный смешливый взгляд из-под челки. Страшная женственная сила! Я столкнулся с ней на кольце клумбы, знаете, той, которая возле оперного театра. Она ойкнула и удивленно глянула, слегка откинувшись назад. Чуть не расцеловал ее тогда, настолько она была мила, непосредственна и очаровательна. Еле удалось сдержаться на пару секунд, а за это время она ушла, к счастью, а то было б последнее в моей жизни приключение, потому что охрана проспекта торчала неподалеку. На Старом проспекте вообще трудно сдерживаться. Здесь — очень красивые женщины. Они полжизни тратят на то, чтоб так выглядеть.

Пропуска в консерваторию у меня нет, это минус. Зато я знаю ее расписание, просто вычислил за то время, пока знакомился. Она же мне понравилась до безумия с первого взгляда. Но очень много времени ушло на то, чтоб и она бросила свой взгляд на меня, обычного уличного музыканта. А потом я написал про нее песню, ту самую, «Цветок на ладони», ее до сих пор крутят в Центральном парке. Подруги услышали, возбудились, натолкали ее в бока, и она подошла сама, чтоб послушать. Тут я и пропал. И она, получается, тоже…

Она вышла из огромных дверей консерватории и пошла по проспекту — крохотная девочка на столбиках, воздушное существо. Сегодня флай-стилю она предпочла студенческую форму. Светлая юбка чуть выше колен, строгая курточка, кремовые манжеты, серебристые туфельки-столбики умопомрачительной цены. Светлые волосы водопадом по спине. Преуспевающая девочка из очень влиятельной семьи в ореоле света и богатства. Но я чувствовал во всем ее облике какую-то отчаянность. Догнал и зашагал рядом, хотя это непросто, когда спутница — на столбиках. Она сразу меня заметила — но не повернула головы.

— Отстань на шаг, — еле слышно приказала она. — Заметят.

Она боялась, что меня засечет ее охрана. Несчастная малышка, никакой свободы.

— Здравствуй, маньяк, — прошептала она. — Дурачок, тебе нельзя приходить…

Она торопливо говорила, не меняя гордой посадки головы, ничем не показывая, что обращается ко мне. Да, она попалась следящим системам службы. Ее взяли оперативники, они же ее семейная охрана, сразу на выходе из парка и давили, пока не вмешались родители. Она ничего не сказала, как я и предполагал. Спасала меня. Спасала отца своего будущего ребенка. Да, она знала, что беременна, знала сразу — сведения обо мне крутили по всем инфо, после приключения в кустах трудно не догадаться.

— Я влюбилась в тебя, маньяк, — шепнула она. — Как дура. Гордись. А теперь уходи.

— Уходи со мной! — брякнул я.

— Куда уходить? На улицу, песенки прохожим петь?

Я не ответил. И так все понятно. Сам же пел, что она — птичка другого мира. На улице ей не место. А мне нет места в ее высших сферах, чужих туда не пускают. Социальная пропасть. Вроде и рядом она, но даже обнять невозможно.