Клайв Баркер - Имаджика: Пятый Доминион

— Я хочу, чтобы они знали, что мы не враги им, — сказал Миляга и обратился к взводу. — Вы уже знаете мое имя, — сказал он. — Мы пришли сюда с Пай-о-па, потому что думали найти здесь друзей. Мы не шпионы. Мы не убийцы.

— Брось, Миляга, — сказал Пай.

— Вместе с Паем мы проделали долгий путь, чтобы оказаться здесь. Из самого Пятого Доминиона. И с самого начала нашего путешествия Пай мечтал о том, как он вновь увидит свой народ. Вы понимаете? Вы и есть та самая мечта, навстречу которой Пай так долго шел.

— Им нет до этого дела, Миляга, — сказал Пай.

— Им должно быть до этого дело.

— Это их Кеспарат. Пусть они поступают так, как у них тут заведено.

— Пай прав, — сказал Миляга после секундного размышления. — Это ваш Кеспарат, и мы здесь только гости. Но я хочу, чтобы вы поняли одну очень важную вещь. — Он перевел взгляд на женщину, клинок которой чуть не снес Паю голову. — Пай — мой друг, — сказал он. — И я буду защищать моего друга до последней капли крови.

— Ты приносишь больше вреда, чем пользы, — сказал мистиф. — Пожалуйста, прекрати.

— Я думал, они встретят тебя с распростертыми объятиями, — сказал Миляга, оглядывая абсолютно бесстрастные лица четверки. — Что с ними такое приключилось?

— Они защищают то малое, что у них осталось, — сказал Пай. — Автарх уже засылал сюда шпионов. Репрессии. Похищения. Забирали детей, а отдавали головы.

— О господи. — С извиняющимся видом Миляга пожал плечами. — Простите меня, — сказал он, обращаясь ко всем эвретемекам. — Я просто хотел высказать свое мнение.

— Ну ты его высказал. Может быть, теперь ты предоставишь дело мне? Дай мне несколько часов, чтобы я убедил их в нашей искренности.

— Ну разумеется, если ты думаешь, что этого времени хватит. Мы с Хуззах можем подождать тут, пока ты все выяснишь.

— Не здесь, — сказал Пай. — Мне не кажется, что это было бы благоразумным.

— Почему?

— Просто не кажется, — сказал Пай с легкой настойчивостью в голосе.

— Ты боишься, что они убьют нас, так ведь?

— Ну… у меня… есть некоторые сомнения, скажем так.

— Тогда мы все сейчас уйдем.

— Такой возможности у нас нет. Я останусь, а вы уйдете. Вот что они предлагают. И это не предмет для обсуждения.

— Понятно.

— Со мной все будет хорошо, Миляга, — сказал Пай. — Почему бы вам не вернуться в кафе, где мы завтракали? Ты сумеешь его найти?

— Я найду, — сказала Хуззах. Во время этого разговора она стояла, опустив глаза. Теперь она подняла их, и они были полны слез.

— Подожди меня там, ангел, — сказал Пай, впервые назвав ее милягинским прозвищем. — Оба вы ангелы.

— Если ты не присоединишься к нам до захода солнца, мы вернемся и найдем тебя, — сказал Миляга. Сказав это, он грозно расширил глаза. Улыбка была у него на губах, угроза — во взгляде.

Мистиф протянул руку для рукопожатия. Миляга взял ее и привлек мистифа к себе.

— Я не шучу, — сказал он. — Я говорю это совершенно серьезно.

— Мы поступили правильно, — сказал Пай. — Все остальное было бы неблагоразумным. Прошу тебя, Миляга, доверяй мне.

— Я всегда доверял тебе, — сказал Миляга, — и всегда буду доверять.

— Нам повезло, Миляга, — сказал Пай.

— В чем?

— В том, что мы провели все это время вместе.

Миляга встретился взглядом с Паем и понял, что мистиф прощается с ним всерьез. Несмотря на оптимистические заверения, Пай, судя по всему, совершенно не был уверен в том, что они встретятся вновь.

— Я увижу тебя через несколько часов, Пай, — сказал Миляга. — Моя жизнь зависит и от этого. Ты понимаешь? Мы давали друг другу обеты.

Пай кивнул и высвободил руку из Милягиного пожатия. Маленькие, теплые пальчики Хуззах уже ждали своей очереди.

— Давай-ка пойдем, ангел мой, — сказал Миляга и повел Хуззах обратно к воротам Кеспарата, оставляя Пая под охраной взвода.

Пока они шли, она оглянулась на мистифа дважды, но Миляга сопротивлялся искушению. В такой ситуации Паю будет только хуже, если он расчувствуется. Лучше вести себя так, как если бы все они были уверены, что встретятся через несколько часов и будут попивать кофе в Оке Ти-Нун. В воротах, однако, он не смог удержаться от того, чтобы оглянуться на цветущую улицу и бросить последний взгляд на существо, которое он любил. Но взвод уже исчез внутри чианкули, забрав с собой блудного сына.

Наступили долгие изорддеррексские сумерки, но до полной темноты оставалось еще несколько часов. Автарх находился в комнате неподалеку от Башни Оси, куда доступ дню был закрыт. Здесь было так легко поверить, что все вокруг — только сон, а значит, не стоит никакого сожаления, если — или, вернее, когда — этот сон рассеется. Однако, как обычно, Розенгартен безошибочно отыскал его и принес известия не менее сокрушительные, чем самый яркий свет. Попытка незаметно уничтожить оплот голодарей, предводительствуемых отцом Афанасием, благодаря прибытию Кезуар превратилась в публичный спектакль. Судя по всему, солдаты, первоначально направленные для штурма оплота голодарей, были вырезаны до последнего человека, но проверить эту информацию не было никакой возможности, потому что путь в портовый район преграждали баррикады.

— Этого только и ждали все секты, — высказал мнение Розенгартен. — Если мы не погасим очаг сопротивления немедленно, все религиозные фанатики Доминионов заявят своим последователям, что День настал.

— День Страшного суда, что ли?

— Да, они скажут так.

— Может быть, они и правы, — сказал Автарх. — Почему бы не дать им побунтовать немного? Они все ненавидят друг друга. Мерцатели — голодарей, голодари — зенетиков. Пусть перережут друг другу глотки.

— Но город, сэр.

— Город! Город! Что ты говоришь мне об этом трахнутом городе? Это наша жертва, Розенгартен. Неужели ты не понимаешь? Я сидел здесь и думал: если б я только мог заставить комету упасть на него, я бы сделал это. Пусть он умрет так же, как жил: красиво. Что ты печалишься, Розенгартен? Будут и другие города. Я могу построить еще один Изорддеррекс.

— Тогда, может быть, лучше вывезти вас отсюда, пока смута не распространилась?

— Мы здесь в безопасности или нет? — спросил Автарх. Последовало молчание. — Значит, ты не уверен.

— Там идет битва.

— И ты говоришь, Казуар начала все это?

— Это носилось в воздухе.

— Но она послужила искрой? — Он вздохнул. — Черт бы ее побрал, черт бы ее побрал. Знаешь, созови-ка ты генералов.

— Всех?

— Матталауса и Расидио. Они сумеют превратить дворец в неприступную крепость. — Он поднялся на ноги. — А я намереваюсь пойти поговорить с моей ненаглядной супругой.

— Нам прийти туда к вам?

— Разве если вы пожелаете стать свидетелями смертоубийства.