Клайв Баркер - Имаджика: Пятый Доминион

У хорошо одетого и раскормленного Греховодника было лицо, которому явно не шло искажавшее его гневливое выражение. В своей ярости он выглядел абсурдно: черты его были слишком округлыми, а рот — слишком маленьким для гневных инвектив, которые из него изливались. Их представили, но для обмена любезностями времени не было. Ярость Греховодника нуждалась в выходе, и, похоже, ему было не очень-то важно, кто его слушает, лишь бы на лице того отражалось сочувствие. Для ярости, впрочем, у него была серьезная причина. Его склад в гавани сгорел, а сам он с трудом избежал гибели от рук толпы, которая захватила уже три Кеспарата и объявила их независимыми городами-государствами, тем самым бросив вызов Автарху. «До этого, — сказал он, — дворец сделал не так много. Небольшие военные отряды были посланы в Карамесс, в Оке Ти-Нун и семь Кеспаратов на другой стороне холма, чтобы подавлять там бунт. Но никаких мер против восставших, захвативших гавани пока не предпринято».

— Это черкь, — воскликнул торговец. — У них нет уважения ни к собственности, ни к человеческой личности. Уничтожать все без разбору — вот все, на что они способны! Я не большой почитатель Автарха, но в такие дни он должен стать выразителем интересов порядочных людей вроде меня! Мне надо было ликвидировать дело еще год назад. Я говорил с Оскаром об этом. Мы собирались уехать из этого проклятого города. Но я держался до конца, потому что верил в людей. Это было ошибкой, — сказал он, устремив взор к потолку как человек, пострадавший из-за своей собственной порядочности. — Моя вера была слишком сильна. — Он посмотрел на Хои-Поллои. — Разве не так?

— Так, папа, так.

— Ну что ж, теперь все будет иначе. Пойди упакуй наши вещи, радость моя, сегодня же вечером мы уезжаем.

— А как же дом? — сказал Дауд. — И коллекция в подвале?

Греховодник метнул взгляд на Хои-Поллои.

— Почему бы тебе не начать упаковывать вещи прямо сейчас? — сказал он, явно не желая обсуждать свою контрабандную деятельность в присутствии дочери. Он бросил такой же взгляд и на Юдит, но она притворилась, что не поняла его значения, и осталась сидеть. Примирившись с ее присутствием, он начал говорить.

— Если мы покинем этот дом, мы покинем его навсегда, — сказал он. — Я совершенно уверен, что в самом скором времени здесь не останется ничего. Все будет сметено с лица земли. — Обиженный буржуа, взывающий к гражданской стабильности, неожиданно превратился в проповедника, вещающего о конце света. — Рано или поздно это должно было случиться. Не могли же они вечно держать под контролем все эти секты.

— Кто они? — спросила Юдит.

— Автарх. И Кезуар.

Звук этого имени прозвучал как удар колокола у нее над ухом.

— Кезуар? — переспросила она.

— Его жена. Наша Изорддеррексская Леди — мадам Кезуар. Если хотите знать мое мнение, она и погубила его. Он всегда прятался от посторонних глаз, что было весьма мудро. Никто и не вспоминал о нем, пока торговля шла хорошо и на улицах горели фонари. Налоги, налоги, конечно, были для всех тяжким бременем, в особенности для людей семейных вроде меня, но, доложу я вам, здесь дела обстоят получше, чем в Паташоке или Яхмандхасе. Нет, я бы не сказал, чтобы мы его сильно обманывали. А вы только послушайте, какие рассказывают истории о том времени, когда он начал править: хаос, да и только! Половина Кеспаратов воевала с другой половиной. Он принес стабильность. Нет, политика тут ни при чем, это все Кезуар, она его погубила! Все было прекрасно до тех пор, пока она не начала вмешиваться. Я думаю, она воображает, что оказывает нам величайшую честь, удостаивая своими публичными появлениями.

— А вы… видели ее? — спросила Юдит.

— Нет. Она не показывается на глаза, даже когда посещает казни. Хотя я слышал, что сегодня она показалась открыто. Кое-кто даже утверждает, что видел ее лицо. Отвратительное, говорят. Зверское, тупое. Я не удивлен. Все эти казни — это ее выдумка. Явно, ей все это нравится. Ну а людям это не по вкусу. Налоги — согласны. Небольшая чистка, несколько политических процессов — и это тоже, мы согласимся с этим. Но нельзя превращать закон в публичный спектакль. Это издевательство, а мы в Изорддеррексе никогда не издеваемся над законом.

Он продолжал и дальше в том же духе, но Юдит не слушала его. Она пыталась скрыть овладевшую ею взрывоопасную смесь чувств. Кезуар, женщина с ее лицом, оказалась одним из двух властителей Изорддеррекса, а стало быть, и всей Имаджики. Могла ли она теперь сомневаться, что попала в этот город неслучайно? Ее лицо обладает властью. Ее лицо скрыто от всего мира, но способно сделать уступчивым самого Автарха Изорддеррекса. Вопрос был в одном: что все это значит? Может быть, после столь непримечательной жизни на Земле судьба забросила ее в Доминион, чтобы она узнала вкус власти, столь привычной для ее двойника? Или она оказалась подставным лицом, призванным сюда, чтобы понести наказания за преступления, совершенные Кезуар? А если так, то кем она призвана? Совершенно ясно, что здесь должен быть замешан Маэстро, имеющий прямой доступ к Пятому Доминиону, в котором у него есть свои агенты. Является ли Годольфин составной частью этого заговора? Или, возможно, Дауд? Это больше похоже на правду. А Кезуар? Знает ли та о заговоре и принимает ли в нем непосредственное участие?

Этой ночью она все узнает, пообещала Юдит себе. Этой ночью она найдет способ перехватить Кезуар на пути к любовнику, рассылающему ангелов, и еще до того, как наступит новый день, ей уже будет изустно, какая роль предназначена ей в этом Доминионе — сестры или козла отпущения.

Миляга поступил так, как и обещал Паю: он сидел вместе с Хуззах в кафе, где утром они завтракали, до тех пор, пока комета не исчезла за горой и дневной свет не уступил место сумеркам. Это оказалось испытанием не только для терпения, но и для нервов, потому что по мере того, как день подходил к концу, смута из нижних Кеспаратов поднималась вверх по улицам и становилось очевидным, что к вечеру кафе будет находиться в центре военных действий. Группка за группкой посетители освобождали столы, и рев восставшей толпы и шум выстрелов становились все слышнее. На мостовую начал падать редкий дождь из сажи и пепла. Небо было местами закопчено дымом, поднимающимся из объятых пламенем Кеспаратов.

Когда по улице пронесли первого раненого, а следовательно, линия фронта оказалась совсем рядом, владельцы близлежащих магазинов собрались в кафе на краткий совет, чтобы обсудить наилучший способ защиты собственности. Закончился он взаимными обвинениями, из которых Миляга и Хуззах почерпнули немало местных ругательств. Через несколько минут двое владельцев вернулись с оружием, и в этот момент хозяин кафе, представившийся Банианом Блю, спросил у Миляги, не намерен ли он с дочкой отправиться домой. Миляга ответил, что они сговорились о встрече с одним человеком и будут очень обязаны, если им разрешат остаться здесь до тех пор, пока их друг не появится.