Клайв Баркер - Баркер К. Имаджика: Примирение. Гл. 37-62

Пай дважды взмахнул клинком, и второй удар задел плечо и грудь Миляги, рассекая пиджак, рубашку и плоть. Миляга извернулся, не давая клинку проникнуть глубже, и зажал рану своей и так уже окровавленной рукой. Сделав еще один шаг назад, он уперся в стену коридора и понял, что отступать дальше некуда.

— А как же наша последняя вечеря? — сказал он, глядя не на клинок, а прямо в глаза Паю, пытаясь пробиться сквозь кровавую пелену безумия к здравому смыслу, который съежился где-то сзади. — Ты же обещал мне, Пай, что мы поужинаем вместе. Разве ты не помнишь? Рыба внутри рыбы внутри…

Мистиф замер. Клинок трепетал у его плеча.

— …рыбы.

Клинок продолжал трепетать, но не опускался.

— Скажи, что ты помнишь, Пай. Прошу тебя, скажи, что ты помнишь.

Где-то за спиной у Пая Сартори разразился новыми увещеваниями, но для Миляги они были всего лишь невнятным шумом. Он продолжал смотреть в пустые глаза мистифа, пытаясь уловить хоть какой-нибудь признак того, что его слова произвели на палача впечатление. Пай сделал неглубокий, прерывистый вдох, и складки у него на лбу и у рта разгладились.

— Миляга? — сказал он.

Он не ответил. Он только отнял руку от своего плеча и продолжал неподвижно стоять у стены.

— Убей его! — продолжал повторять Сартори. — Убей его! Это всего лишь иллюзия!

Пай повернулся, по-прежнему сжимая клинок в поднятой руке.

— Не надо… — сказал Миляга, но мистиф уже двинулся в направлении Автарха. Миляга выкрикнул его имя и оттолкнулся от стены, пытаясь остановить его. — Пай! Послушай…

Мистиф бросил взгляд назад, и в это мгновение Сартори поднял ладонь к своему глазу, сжал кулак и плавным движением вытянул руку вперед, высвобождая то, что она выхватила из воздуха. С ладони его полетел небольшой шарик, за которым тянулся дымный след, — нечто вроде материализовавшейся энергии его взгляда. Миляга потянулся к мистифу, стремясь оттащить его в сторону от траектории полета, но рука его бессильно ухватила воздух в нескольких дюймах от спины Пая, а когда он предпринял вторую попытку, было уже поздно. Трепещущий клинок выпал из рук мистифа, отброшенного силой удара. Не отрывая взгляда от Миляги, он упал прямо ему в объятия. Сила инерции увлекла их обоих на пол, но Миляга быстро выкатился из-под мистифа и поднес руку ко рту, чтобы защитить их с помощью пневмы. Однако Сартори уже исчезал в облаке дыма.

На лице его застыло выражение, воспоминание о котором мучило потом Милягу много дней и ночей. В нем было больше тоски, чем триумфа, больше скорби, чем ярости.

— Кто теперь примирит нас? — сказал он, скрываясь во мраке. Клубы дыма сгустились вокруг него, словно по его приказу, чтобы он мог спокойно удалиться под их прикрытием.

Миляга не стал преследовать его и вернулся к мистифу, который лежал на том же самом месте, где и упал. Он опустился перед ним на колени.

— Кто это был? — спросил Пай.

— Мое творение, — сказал Миляга. — Я создал его, когда был Маэстро.

— Еще один Сартори? — сказал Пай.

— Да.

— Тогда беги за ним. Убей его. Такие существа — самые…

— Позже.

— …пока он не убежал.

— Он не может убежать, любимый. Где бы он ни был, я всюду найду его.

Руки Пая были прижаты к тому месту на груди, куда его поразила злая сила Сартори.

— Позволь мне взглянуть, — сказал Миляга, отводя руки мистифа и разрывая рубашку. Рана представляла собой пятно, черное в центре и бледнеющее к краям вплоть до гнойно-желтого.

— Где Хуззах? — спросил Пай. Дыхание его было затрудненным.

— Она мертва, — ответил Миляга. — Ее убил нуллианак.

— Как много смерти вокруг, — сказал Пай. — Это ослепило меня. Я мог бы убить тебя, не сознавая, что делаю.

— Мы сейчас не будем говорить о смерти, — сказал Миляга. — Нам надо придумать способ, как исцелить тебя.

— Есть более срочное дело, — сказал Пай. — Я пришел сюда, чтобы убить Автарха…

— Нет, Пай…

— Таков был приговор, — настаивал Пай. — Но теперь мне это не под силу. Ты сделаешь это за меня?

Миляга подсунул руку под голову мистифа и помог ему сесть.

— Я не могу этого сделать, — сказал он.

— Почему? Ты ведь можешь сделать это с помощью пневмы.

— Нет, Пай, не могу. Это все равно что убить самого себя.

— Что?

Мистиф недоуменно уставился на Милягу, но его озадаченность продлилась недолго. Прежде чем Миляга успел начать объяснения, он испустил протяжный, страдальческий стон, уложенный в три скорбных слова:

— Господи Боже мой.

— Я нашел его в Башне Оси. Сперва я просто не поверил своим глазам…

— Автарх Сартори, — сказал Пай, словно проверяя слова на слух. Потом похоронным голосом он произнес: — Звучит неплохо.

— Скажи, ведь ты все это время знал, что я Маэстро, правда?

— Конечно.

— Но ты ничего не сказал мне об этом.

— Я открыл тебе столько, сколько осмелился. Но ведь я был связан клятвой никогда не напоминать тебе, кем ты был в прошлом.

— Кто взял с тебя эту клятву?

— Ты сам, Маэстро. Тебе было очень больно, и ты хотел забыть страдания.

— И как мне это удалось?

— Очень простой ритуал.

— Ты его совершил?

Пай кивнул:

— Я помог тебе в этом, как помогал во всем остальном. Ведь я был твоим слугой. И я дал клятву, что когда ритуал свершится и прошлое будет спрятано от тебя, я никогда не открою его тебе снова. А клятвы неподвластны времени.

— Но ты продолжал надеяться на то, что я задам подходящий вопрос и…

— Да.

— …ты сможешь вернуть мне мою память.

— Да. И ты подходил очень близко.

— В Май-Ke. И в горах.

— Но недостаточно близко, чтобы освободить меня от ответственности. Мне приходилось хранить молчание.

— Ну теперь, мой друг, я освобождаю тебя от этой клятвы. Когда мы тебя вылечим…

— Нет, Маэстро, — сказал Пай. — Такие раны невозможно исцелить.

— Очень даже возможно, и ты вскоре сам сможешь в этом убедиться, — сказал Миляга, отгоняя от себя мысль о возможности неблагоприятного исхода.

Он вспомнил рассказ Никетомаас о лагере голодарей на границе между Первым и Вторым Доминионами и о том, как туда отвезли Эстабрука. Она утверждала, что там возможны самые настоящие чудеса исцеления.

— Мой друг, мы с тобой отправляемся в долгое путешествие, — сказал Миляга, взваливая мистифа себе на спину.

— К чему ломать себе хребет? — сказал Пай-о-па. — Давай попрощаемся напоследок, и ты оставишь меня здесь.

— Я не собираюсь прощаться с тобой ни здесь, ни в каком-либо другом месте, — сказал Миляга. — А теперь обхвати меня за шею, любимый. Нам еще предстоит долгий путь.

Восход кометы над Изорддеррексом отнюдь не заставил зверства прекратиться или попрятаться в укромные уголки, совсем напротив. Теперь городом правила Гибель, и двор ее был повсюду. Шли празднества в честь ее восшествия на престол; выставлялись напоказ ее символы, из которых больше всех повезло тем, кто уже умер; репетировались ритуалы в преддверии долгого и бесславного правления. Сегодня дети были одеты в пепел и, словно кадильницы, держали в руках головы своих родителей, откуда до сих пор еще исходил дым пожаров, на которых они были найдены. Собаки обрели полную свободу и пожирали своих хозяев, не опасаясь наказания. Стервятники, которых Сартори некогда выманил из пустыни тухлым мясом, собирались на улицах в крикливые толпы, чтобы пообедать мясом мужчин и женщин, которые сплетничали о них еще вчера.