Клайв Баркер - Баркер К. Имаджика: Примирение. Гл. 37-62

Миляга успел предупредить всех, что в доме нет никаких удобств. Ни мебели, ни воды, ни электричества. Но он сказал, что там их ждет прошлое, а это и будет главным удобством по сравнению с пребыванием в Башне.

— Я помню этот дом, — сказала Юдит, вылезая из машины.

— Нам обоим надо быть очень осторожными, — предупредил Миляга, поднимаясь по ступенькам. — Сартори оставил здесь одного из своих овиатов, и тот чуть не свел меня с ума. Я хочу избавиться от него, прежде чем все мы войдем в дом.

— Я иду с тобой, — сказала Юдит, двинувшись вслед за ним к двери.

— По-моему, это не слишком благоразумно, — сказал он. — Позволь мне сначала разобраться с Отдохни Немного.

— Так зовут эту тварь?

— Да.

— Я хочу на нее посмотреть. Не беспокойся, она не причинит мне никакого вреда. Ведь у меня внутри частичка ее Маэстро, помнишь? — Она положила руку себе на живот. — Так что я в полной безопасности.

Миляга ничего не возразил и отступил в сторону, пропуская Понедельника к двери, которую тот вскрыл с мастерством опытного квартирного вора. Юдит тотчас перешагнула порог и оказалась в затхлой и холодной прихожей.

— Подожди, — сказал Миляга, входя следом за ней.

— А как выглядит эта тварь? — поинтересовалась Юдит.

— Похожа на обезьянку. Или на грудного ребенка. В одном я уверен: она постоянно треплет языком.

— Отдохни Немного…

— Да, такое вот имечко.

— Идеальное — для подобного места.

Она подошла к подножию лестницы и стала подниматься к Комнате Медитации.

— Будь осторожна… — сказал Миляга.

— Свежий совет…

— По-моему, ты просто не понимаешь, какими сильными…

— Я ведь родилась там наверху, не правда ли? — спросила она тоном не менее холодным, чем воздух. Он не ответил, тогда она резко развернулась и спросила снова: — Не правда ли?

— Да.

Кивнув, она продолжила подъем.

— Ты сказал, что здесь нас ожидает прошлое, — напомнила она.

— Да.

— И мое прошлое тоже?

— Не знаю. Вполне вероятно.

— Я ничего не чувствую. Это место похоже на кладбище. Несколько расплывчатых воспоминаний, и все.

— Они придут.

— Завидую твоей уверенности.

— Мы должны обрести целостность, Джуд.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Мы должны… примириться… со всем, чем мы были когда-то. И только тогда мы сможем пойти дальше.

— Ну а если я не хочу ни с чем примиряться? Если я хочу изобрести себя заново и начать все сначала?

— Ты не сможешь, — ответил он. — Прежде чем попасть домой, мы обязательно должны стать цельными.

— Если это дом, — сказала она, кивая в направлении Комнаты Медитации, — то можешь забрать его себе.

— Я имел в виду не место, где ты родилась, — сказал он.

— Что же тогда?

— Место, где ты была до этого. Небеса.

— К чертям собачьим Небеса! Я и с Землей еще как следует не разобралась.

— А в этом нет нужды.

— Позволь мне самой об этом судить. У меня еще даже не было жизни, которую я могла бы назвать моей, а ты уже готов впихнуть меня во вселенскую драму. Сомневаюсь, что мне туда хочется. Я хочу побыть в своей пьесе.

— Ты и будешь в ней. Как составная часть…

— Никакая не часть. Я хочу быть самой собой. И жить так, как мне хочется.

— Это не твои слова. Это слова Сартори.

— Пусть даже и так.

— Ты знаешь, что он совершил, — сказал Миляга в ответ. — Зверства. Чему хорошему он может научить?

— Ты хочешь сказать, что ты можешь? С каких это пор ты стал таким совершенным? — Он ничего не ответил, и она приняла его молчание за очередное проявление новообретенного высокомерия. — О-о, ты слишком благороден, чтобы снисходить до взаимных обвинений, верно?

— Давай отложим эту дискуссию, — сказал он.

— Дискуссию? — насмешливо переспросила она. — Маэстро собрался преподнести нам урок этики? Хотела бы я знать, что делает тебя таким чертовски исключительным?

— Я — сын Целестины, — сказал он спокойно.

Она напряженно уставилась на него.

— Ты — кто?

— Сын Целестины. Ее похитили из Пятого Доминиона…

— Я знаю, что с ней случилось. Дауд всем этим заправлял. Я думала, он рассказал мне всю историю.

— Кроме этой части. Впрочем, мне надо было как-то иначе тебе об этом сказать, извини.

— Нет… — сказала она. — Здесь самое подходящее место.

Взгляд ее вновь устремился наверх, к Комнате Медитации. После долгой паузы она заговорила шепотом.

— Ты счастливчик, — сказала она. — Дом и Небеса для тебя одно и то же.

— Может быть, и для всех нас, — пробормотал он.

— Сомневаюсь.

Последовало долгое молчание, нарушаемое только Понедельником, который пытался насвистывать на крыльце какой-то мотив. Первой заговорила Юдит:

— Теперь я понимаю, почему для тебя так важно добиться успеха. Ведь ты… как бы это сказать?., выполняешь поручение своего Отца.

— Я никогда об этом не думал.

— Но это так.

— Может быть, и так. Я только надеюсь, что мне оно под силу. То мне кажется, что это вполне возможно, а в следующую минуту…

Он пристально вгляделся в ее лицо. Понедельник тем временем в очередной раз начал мелодию сначала.

— Скажи мне, о чем ты думаешь?

— Жалею, что не сохранила твоих любовных писем, — ответила она.

Последовала еще одна болезненная пауза, а потом она отвернулась и направилась во внутреннюю часть дома. Он медлил у подножия лестницы, размышляя о том, не стоит ли пойти за ней — ведь подручный Сартори до сих пор мог находиться здесь, — но боясь обидеть ее неотступным присмотром. Он оглянулся на открытую дверь и освещенный солнцем порог. Спасение рядом, если оно ей потребуется.

— Как дела? — подозвал он Понедельника.

— Жарко, — раздалось в ответ. — Клем отправился за едой и пивом. Много пива. Мы должны устроить себе праздник, Босс. Уж мы-то его заслужили, едрит твою в корень! Точно?

— Точно, точно. Как Целестина?

— Спит. Уже можно входить?

— Подожди еще чуть-чуть, — ответил Миляга, — Только перестань свистеть, хорошо? Осторожнее, ведь где-то там рядом была мелодия…

Понедельник рассмеялся. Смех был самым что ни на есть обычным, и все же он показался Миляге чем-то экзотичным и редким, словно песня кита. Он подумал, что если Отдохни Немного все еще здесь, ему не удастся причинить никакого вреда в такой волшебный день. Успокоенный этим соображением, он направился вверх по лестнице, раздумывая, не разогнал ли солнечный свет все воспоминания. Но не успел он одолеть и половины пролета, как перед ним возникло доказательство обратного. Рядом с ним появился призрак Люциуса Коббитта, с сопливым, заплаканным лицом, ожидающий от Маэстро слов мудрости и ободрения. Через несколько мгновений стал слышен его собственный голос, которым он наставлял мальчика в ту последнюю ужасную ночь.

— Не изучай ничего, кроме того, что в глубине души уже знаешь. Не поклоняйся ничему…