Елена Усачева - Большая книга ужасов – 24

Пока боролся с заклинившей щеколдой, лихорадочно соображал, что же делать дальше.

От скрипки надо избавиться. Но как? Вернуть обратно? Глупо. Зачем тогда брал? Отдать Наташке? Ну уж это фигушки!

Разбить ее не получается… Может, сжечь?

И зачем он только с ней связался!

Никогда Гошка не чувствовал себя так плохо. Даже проваленные контрольные и двойки за ответы у доски не выбивали так его из жизненной колеи. Он всегда был уверен, что любым бедам приходит конец.

А тут конца не видно…

Но он должен что-то сделать! ( Оставался огонь.

Костер из мокрой прошлогодней листвы разгорался плохо. Листья чадили, воняли, но не горели. Пришлось набросать побольше газет. Их Снежкин нашел около школы.

С газетами дело пошло веселее. Бумага вспыхнула, пламя обхватило скрипку в огненные объятия.

Горит! Горит! – радостно завопил Гошка и заскакал вокруг костра в каком-то ритуальном танце.

Но радость его длилась недолго. Газета быстро прогорела, листва вновь зачадила. Среди порхающего черного пепла осталась лежать не тронутая огнем скрипка. Она словно впитала огонь, оставшись такой же холодной, какой была до этого.

Дьявол! – выругался Гошка, тупо рассматривая целехонький коричневый корпус.

Он пнул кучу пепла и с тоской огляделся.

Что делать дальше, он не представлял.

Может, все-таки отдать скрипку Наташке? Пускай сама с ней возится. Но что-то ему мешало это сделать. Глядя на изящные очертания скрипки, он понимал, что не хочет с ней расставаться. Но и бегать по улице с этой чертовой штуковиной совсем небезопасно.

Он покрутился на месте, соображая, как лучше поступить.

Ногой разбросал костровище, мыском ботинка копнул землю.

Если скрипку нельзя уничтожить, то можно спрятать до поры до времени.

Никто, кроме Валерки, не знает, где она. Гребню при встрече можно будет сказать, что разбил.

И никаких проблем! – прошептал Снежкин, отряхивая руки.

Чтобы не попортить инструмент, он завернул его в свою куртку, засыпал листвой и только потом набросал земли.

Получился маленький курганчик.

И так сойдет, – сам себя успокоил Гошка, последний раз оглядываясь вокруг.

Чтобы согреться на холодном весеннем ветру, он легкой рысцой побежал к воротам.

Молодой человек!

Внутри у Снежкина все оборвалось. Но он все же обернулся.

Не подскажете, сколько времени?

Высокий старик, худой, с прекрасной седой шевелюрой, вытянутым вниз лицом и бесцветными глазами.

Часов нет, – облегченно выдохнул Гошка, показывая голые запястья.

Такого не бывает, – возмущенно заговорил старик, сурово сдвинув брови. – Часы есть всегда! Главное с толком их использовать.

Снежкин попятился. Не нравился ему этот старик. Было в нем что-то…

Он развернулся и побежал дальше. Но недалеко. Перед ним снова был этот старик.

Так как насчет времени? – проблеял он. – На что вы его тратите? Учтите, свои последние часы надо проводить с пользой!

Гошка уже готов был оттолкнуть старика, загородившего ему дорогу, но тот отступил сам.

Не на то, не на то вы время тратите! – прокричал он в спину. – Кое-кто отсчитывает ваши минуты!

«Псих», – для собственного успокоения подумал Гошка, вбегая во двор родного дома. В глубине на лавочке, как и утром, сидела, задрав голову, Наташка. Рядом с ней стоял приличного вида мужчина.

Снежкин не сразу понял, что происходит с дверью. С ней творилось что-то удивительное. Сейчас это была не знакомая фанерная дверь с постерами и пластиковой ручкой. Перед ним была массивная железная дверь с потеками ржавчины, здоровенными заклепками и маленьким решетчатым окошком – такие он видел в фильмах про средневековые замки. Причем не в самих замках, а в темницах, где пытали несчастных инквизиторы. В воздухе сразу же запахло сыростью, где-то капнула вода. Падение капли гулко отозвалось под высокими потолками. Заметно потемнело.

По Гошкиной спине промчались ледяные мурашки. Он прижался к стене.

Кто-то пристально его разглядывал, буравя глазами сквозь прутья решетки.

Гошка резко встряхнул головой, прогоняя наваждение. Отвел взгляд от двери. В углу на месте его любимого дивана появился кусочек сырого скользкого пола, его покрывала охапка прелой соломы, источающей удушливый гнилостный запах.

Снежкин на всякий случай протер глаза. Дверь продолжала расти.

Он попятился к окну, нащупал ручку балконной двери. Дверь тяжело ухнула под чьим-то кулаком. Душа Сцежкина ушла в пятки и там затаилась.

Не смейте входить! – завопил Гошка, спиной вжимаясь в стекло. Ему почему-то показалось, что если он запретит, то никто и не войдет. – Не подходи! – Он метнулся в угол, где с зимы завалялась хоккейная клюшка. – Зашибу!

Угроза подействовала, но ненадолго. Через несколько секунд дверь сотряслась от нового удара. Гошка зажмурился, затаив дыхание. А когда открыл глаза, то с удивлением снова уставился на свою дверь.

Она была цела. Сохранились даже его любимые постеры.

Зато в кресле кто-то сидел.

Тот самый тип в черном, что встретил его в лифте.

Снежкин почувствовал, как подкашиваются его ноги. Но он взял себя в руки, сделал грозное лицо и строго спросил:

Как вы сюда попали? – К этому времени его уже колотила нешуточная дрожь. Клюшку приходилось сжимать обеими руками, чтобы она позорно не покатилась на пол.

Шляпа не шевельнулась. Снежкину показалось, что ее обладатель усмехнулся.

Убирайся отсюда! – менее уверенно произнес Гошка.

Из-под шляпы раздался невнятный звук, похожий на шипение, как будто сидящий пытался говорить, но у него еще не очень получалось.

Да ньяр бьяар неоур…

Не понял, – опешил Гошка, ожидая услышать что-то более внятное.

Существо качнулось, хрипло откашлялось и, с шумом втянув в себя воздух, продолжило:

– Жалкая плоть… Жалкая слабая плоть… Говорило оно так, словно принюхивалось к интонациям, пробуя каждое слово на вкус.

Ты ввязался в чужую игру!

Голос резко менялся, приобретая странные интонации. Так воет ветер тоскливыми осенними вечерами. От резких гортанных звуков становилось холодно. Так бывает, когда на солнце набегает тень.

Попробуй пережить эту ночь, жалкий смертный! – продолжала шипеть шляпа.

Чтобы прогнать гипнотическое наваждение, Гошка шевельнулся. Почувствовал в руке бесполезную клюшку. Усмехнулся. Люди, которые так входят в комнату, деревяшки не испугаются.

Еще больше разозлившись сам на себя и на свой непонятный страх, Снежкин отбросил свое «оружие», насупился, засунул руки в карманы.

Выбирайте выражения! – пробормотал он, чувствуя, что в повисшей тишине просто необходимо что-то сказать.

Человек сделал пасс рукой. На его сухой длинной ладони появился черный шар. Движение – и шар подкатился по ковру к Гошкиным ногам. Он коснулся его ботинка и вдруг принял форму скрипки.