Елена Усачева - Большая книга ужасов – 43

– Да все нормально. – Ладно, шнурки подождут до лучших времен.

– Где твоя расческа? На кого ты похож?

– На человека я похож.

Зеркало висело в прихожей, на самом удобном месте, но Юрка Пулейкин предпочитал в него особенно не вглядываться. Нос, уши, пухлые губы – что нового он может там увидеть? Вообще, зеркала – не для мужчин.

– На неандертальца ты похож, а не на человека! Остановись.

И что это у родителей за манера – с утра человеку настроение портить? Подумаешь, рубашка у него задралась, а на брюках пятно! Как будто от рубашки успеваемость зависит! Он думает не рубашкой, а головой.

Мама начала одергивать на сыне одежду, поправлять рубашку, вытягивать завернувшийся воротник куртки.

– Ты же умный парень, все сам понимаешь… – бормотала она.

Ага, умный. Если умный, то что он здесь делает?

– Ну, и почему шумим? – Под шагами старшего брата недовольно скрипнули паркетины.

В отличие от Юрки он был широкоплечим, футболку его оттопыривал «наетый» на чипсах и гамбургерах живот.

– Родителей надо слушаться! – С целью подтверждения правоты своих слов Борис потянулся. Эка роскошь – чтобы он вышел из комнаты в восемь тридцать утра. Обычно раньше десяти он свою персону никому не являет, и вдруг такая резвость! – Ты что, рукколы объелся? Не груби матери!

Как будто кто-то кому-то успел хоть слово против сказать!

Мать вытащила из кармана младшего сына смявшийся носовой платок, начала складывать его и на секунду выпустила Юрку из рук. С места Пулейкин-младший рванул, соответствуя смыслу своей фамилии, – со скоростью пули.

– Убью! – донеслось до него – тоже со скоростью звука. – Придешь домой расхристанным – не знаю, что я с тобой сделаю!

– А я добавлю, – то ли хохотнул, то ли зевнул старший брат.

После такой угрозы домой Юрке и правда торопиться не следует! Но домой – это потом, сначала школу бы пережить. А при столь веселеньком утре какой может получиться день?

Правильно – неудачный.

И начался он соответствующим образом – с сочинения. И тема «хорошая» – «Кем я хочу быть…» Словно у кого-то в принципе есть выбор?

Жили-были… Кто там мог быть? Пускай будут Кот в Сапогах и Три Поросенка. Каждый занимался своими делами. Один крестьян обманывал, другие домики строили. Что было после того, как все свои дела они переделали? Правильно: дальше их делать принялись – один продолжил крестьян обманывать, другие – домики строить. А какой во всем этом толк – их не волновало. Что им светило на горизонте? Поросятам – стать холодцом, а Коту – воротником для куртки. Это было настолько очевидно, что их и не спрашивали, кем они хотят стать. Поэтому они продолжали строить и обманывать, строить и обманывать… И неплохо жили, между прочим! Людей же почему-то с первого класса мучают одним и тем же вопросом: кем ты станешь, когда вырастешь?

«Мальчик, мальчик, сколько тебе лет?» – «Через месяц будет пять!» – «А сын-то у вас – оптимист!»

Кто же знает, что там будет, когда все мы вырастем?… А тут вот так сразу – садись и пиши сочинение!

Когда Юрка был маленьким, ему хотелось быть милиционером. С высоты своего метра с кепкой Пулейкину казалось, что от милиционера зависит жизнь города – как он скажет, так и будет. Еще и боятся его все. Лет в семь ему хотелось быть пожарным, потом – учителем. В ближайших планах (это уже лет в тринадцать) – учиться бы получше, чтобы родители поменьше ругались. Но это не всегда у него получалось, поэтому ругали Юрку постоянно. Дальше с желаниями наступила полная неясность. Никем он не будет! Просто вырастет. Мамина бухгалтерия его не привлекала, папин офис – тоже. Отец с работы приходил злой и уставший, ну и какой прок так бездарно тратить свою жизнь? Старший брат, Борис, витал где-то между сноубордом и горным велосипедом, за ним и не угонишься.

«Кем я хочу быть?»

Выведенная мелом на доске тема сочинения буквально свербила склоненные над партами затылки. Девчонки – понятно, хотят стать актрисами и манекенщицами. А пацаны? Футболистами, хоккеистами, президентами – парочка, еще парочка военными – выбор-то небольшой.

В президенты, что ли, Юрке податься? То-то мама будет рада! Купит он ей тогда персональный вертолет и отправит в бесконечное путешествие.

У сидевшей перед Юркой Васьки все уже распланировано заранее – она хочет быть переводчицей и ездить в разные страны. Вербицкая весело оттарабанила такой ответ на уроке английского, когда училка задала им похожую тему. А Юрке куда податься? Что там другие-то строчат?

Влад Муранов уже почти все написал, сидит с независимым видом, проверяет свое «народное творчество». Отчего это у него будущее такое короткое? Зато Емцов старается, прямо писатель доморощенный. Коготков тоже склонил над тетрадью свою лобастую голову. Хаецкая с Пустячной перешептываются, делят одно будущее на двоих.

А Юрка? Что – Юрка? Ему хочется просто быть. Уже немало! А вообще – здорово, что есть вот такая неопределенность. Мечтай не мечтай, что будет – то и будет, и какой смысл сейчас об этом гадать?

«Хочу быть», – вывел он философскую фразу и поставил точку. Больше ничего в голову не приходило. Зачем давать подсказки судьбе? Пускай она сама его направляет. Может, ему на роду написано Гарри Поттером стать, а он сейчас будет размениваться на водителя комбайна?

Впереди хихикнули. Вербицкая успела обернуться и прочитать, что он написал.

– Не смешно! – фыркнула она.

Пулейкин собрался было ей ответить, но Алевтина Ивановна постучала карандашом по столу, призывая к тишине.

Русичка – полная, «заранее» утомленная, – проходит она между рядами парт, поворачиваясь боком. Велела всем писать сочинение и устроилась за столом, смотрит в окно. Коготкову не повезло – он сидит напротив училки, та то и дело принимается сверлить его нехорошим взглядом. А зачем на него смотреть, когда мыслей у него – никаких.

– Коготков, ты почему у соседки списываешь? – вздохнула учительница. – Ее будущее? Так она женой чьей-то станет, детей рожать будет. И ты вслед за ней?

Все с облегчением засмеялись.

– Пулейкин, а ты почему расслабился? – не выпускала ситуацию из-под контроля русичка. – Жизнь свою надо уже сейчас планировать.

– Предсказатель я, что ли? – Думать о глобальном Юрке не хотелось. – Как я могу знать, кем буду!

– Никто от вас не ждет предсказаний! Просто поразмышляйте! Большие уже, скоро вам профессию выбирать, а у вас в голове ветер.

Ученики вновь задумались, сильнее нажимая на ручки.

Пулейкин взлохматил свои буйные вихры, надеясь, что приток воздуха к голове даст положительный результат. Поставил в конце своего предложения еще две точки. Получилось многозначительно.

Он бы, наверное, поставил еще точек десять (кто даже такую мелочь может заранее предсказать?), но тут дверь класса открылась, и вошел директор.