Эдуард Веркин - Большая книга ужасов – 9 (сборник)

– Подожди! – решительно встал я между ним и холодильником. – Тебя, кажется, спрашивают совсем о другом. Говори быстро: что было после того, как мы с тобою обнаружили, что замок заклинило?

– Твои предки вылетели и стали на нас орать, – Кот попытался достичь внутренности холодильника.

Но я решил не сдаваться и жестко произнес:

– Подождешь со своей жратвой. Рассказывай, что было дальше.

Лицо Макси-Кота приняло напряженное выражение, и он с неохотою выдавил:

– Потом мы с тобой… спать легли.

– Сразу легли и заснули? – не отставал я.

– Ну-у, – затравленно посмотрел на меня Макс.

Тут до меня дошло. Стремглав влетев в свою комнату, я откинул одеяло. Вся простыня была засыпана песком вперемежку с мелкими камушками.

– А я-то, честно сказать, надеялся, что мне это приснилось, – раздался за моей спиной голос Макса.

– Значит, все было на самом деле, – тихо ответил я. – И венок каким-то образом попал ко мне в постель. И в шкафу…

Мы с Котом, не сговариваясь, повернулись к шкафу. В нем что-то отчетливо скрипнуло. Мы обменялись исполненными паники взглядами. Кошмар повторялся. Только теперь при свете белого дня. Дальнейшие наши с Котом действия отличались завидной синхронностью.

Одновременно нагнувшись, мы подхватили по гантели и ринулись к шкафу. Миг, и я распахнул дверь. Нам под ноги метнулось нечто маленькое и рыженькое. Макс, пронзительно пискнув, стремительно отпрыгнул на свою раскладушку.

– Хулио! – завопил я и, изловчившись, поймал существо.

– Что это? – испуганно осведомился Макси-Кот.

– Знакомься. Это Хулио. Сосед снизу, – я представил их друг другу. – Мексиканский длинношерстный хомяк. Два месяца назад удрал из дома. Хозяева весь подъезд на уши поставили. Понимаешь, он у них шкаф насквозь прогрыз. С первой до последней полки. Через всю одежду. А потом только его и видели. – Хомяк отчаянно вырывался у меня из рук. По-моему, он был намерен постепенно дотопать до родной Мексики.

– Положи его в какую-нибудь пустую банку, – посоветовал Макс. – Иначе опять смоется.

Мы поволокли брыкающегося и кусающегося Хулио (ну просто не хомяк, а необъезженный мустанг!) на кухню, где временно определили его в трехлитровую банку.

– Крышкой закрывать? – повернулся я к Макси-Коту.

– Ты что! Он ведь задохнется. Да он и так не выберется. Зачем его закрывать?

Хомяк успокоился лишь после того, как мы кинули ему в банку большой кусок хлеба.

– Интересно, а ночью там тоже был хомяк? – полюбопытствовал Макси-Кот.

– Сомневаюсь, – возразил я. – Во-первых, хомяк нипочем бы не перенес венок, да еще в пакете, ко мне на постель. А во-вторых… Кот, ты помнишь, что с нами произошло ночью, после того как мы открыли шкаф?

Кот уставился на меня с такой озадаченностью, словно я вдруг превратился в какую-нибудь Дюймовочку.

– Помню ли я? – с глупым видом повторил он.

– Хочешь сказать, что ничего не помнишь? – Мне хотелось во что бы то ни стало выяснить.

– Знаешь, Фома, самое странное, что действительно ничего, – признался наконец он.

– Вот и я ничего.

– Но ведь так не может быть, – сказал Макси-Кот.

– И я считаю, что не может, – снова заговорил я. – Но ведь было.

– Если честно, я думал, мне все приснилось, – с усилием произнес Макси-Кот. А потом, перейдя на шепот, добавил: – Федька, как ты думаешь, он все еще здесь?

Раздавшийся в следующее мгновение резкий звонок заставил нас подпрыгнуть чуть ли не до потолка. И только потом я с большим трудом врубился, что это просто-напросто звонят в дверь. К ней мы с Максом направились вместе и осторожно спросили:

– Кто там?

– Открывайте, сонные тетери! – раздался в ответ голос Жанны.

Мне стало несколько легче. Я отворил. Кот, ойкнув, кинулся ко мне в комнату. До него только при виде Жанны дошло, что он до сих пор бродит в одних трусах. Я выглядел несколько приличнее: на мне была пижама.

– Неужели и впрямь еще спите? – искренне изумилась она.

– Нет, уже встали и, можно сказать, почти завтракаем, – ответил я.

Жанна прошла на кухню и тут же увидела копошащегося в банке хомяка.

– Ой, откуда это у вас?

– Знакомься, – церемонно произнес я. – Тот самый Хулио. Обнаружен в моем шкафу и пойман.

– Прелесть какая, – продолжала умиляться Жанна.

Просунув руку в горлышко, она собиралась погладить активно жующего Хулио, но я счел своим долгом отсоветовать:

– Учти, он кусается.

– Мог бы сразу предупредить, – вытащила она руку из банки.

Макси-Кот, уже полностью одетый, вновь возник на кухне.

– Сейчас яичницу буду варганить. С ветчиной. Жанка, на тебя рассчитывать?

– Спасибо, уже позавтракала. А вы чего так поздно встали?

Мы с Максом украдкой переглянулись и, кажется, подумали об одном и том же: рассказывать о наших ночных приключениях здесь, в квартире, совсем не хотелось. Меня не покидало ощущение, что совсем рядом незримо присутствует кто-то посторонний и чутко ловит каждое наше слово. Поэтому лучше подождать, пока мы окажемся на улице.

– А, кстати, как там наш веночек?

– Не порть аппетит. – У Макса на плите уже вовсю шкворчала глазунья.

– Какие мы нежные, – фыркнула Жанна. – Вчера, между прочим, один мой знакомый тут жрал чуть ли не в обнимку с этим венком, – и она указала на место, где вчера лежал венок.

– Одно дело вчера, а другое – сегодня, – снял сковородку с плиты Макс.

– А что изменилось? – полюбопытствовала Жанна.

– Да ничего, – отмахнулся Макси-Кот. – Вот не хочу, и все.

Жанна обиженно поджала губы. Я, стремясь сгладить неловкость Кота, скороговоркою выпалил:

– А как там наш Пирсик? Мы гулять с ним сейчас пойдем? Или вы уже выходили? И вообще, чего будем сегодня делать?

– По-моему, слишком долгий сон вам пошел не на пользу, – с подозрением посмотрела на нас Жанна. – Какие-то вы оба странные.

Я попытался обратить все в шутку и с улыбкою заявил:

– А что ты хочешь? Я, между прочим, башкой вчера приложился. Видишь, до сих пор шишка.

– Не вижу, но охотно верю, – сухо проговорила Жанна.

Я понимал, что мы с Максом ведем себя жутко глупо. Жанна, вполне естественно, все больше и больше злилась на нас. Однако мы ничего не могли с собой поделать и продолжали нести какую-то чушь, только бы она не принялась расспрашивать, в чем дело.

Торопливо заглотав глазунью с ветчиной, мы с Котом быстренько умылись и все вместе, прихватив по дороге Пирса, вылетели на улицу. К этому времени Жанна уже пребывала в состоянии тихого бешенства, которое вот-вот могло перерасти в громкое. А потому, едва покинув подъезд, я с облегчением выдохнул:

– Жанна, ты понимаешь, мы просто тебе ничего там не могли рассказать.

– Что рассказать? Где не могли? – От злости ее глаза сузились и стали не зелеными, а серыми.