Клайв Баркер - Проклятая игра

Его глаза слезились.

«Когда-то, — подумал вор, — этот человек был уверенным и решительным; возможно, он даже был героем. Теперь все благородные качества испарились, чемпион уменьшился до сопливой тряпки, болтливого ничтожества».

В душе он зааплодировал блистательной победе Мамолиана. Вор ненавидел героев.

— Последний вопрос… — начал он.

— Ты хочешь знать, где можно найти его.

— Да.

Русский уставился на свой большой палец, глубоко вздыхая. Все это было так утомительно.

— Что ты получишь, играя с ним? — спросил лейтенант и снова ответил себе сам: — Только унижение. Возможно, смерть.

Вор поднялся.

— Так ты не знаешь, где Мамолиан? — спросил он, собираясь засунуть в карман полупустую пачку сигарет, лежавшую между ними на столе.

— Подожди. — Васильев потянулся к сигаретам, пока они не исчезли. — Подожди.

Вор положил пачку обратно на стол, и Васильев накрыл ее огромной ладонью. Он посмотрел на своего собеседника и проговорил:

— Последний раз, когда я слышал о нем, он был к северу отсюда. Около площади Мурановского. Знаешь ее?

Вор кивнул. Неприятное место, но тот район ему знаком.

— И как я найду его? — спросил он.

Русский смотрел на него с недоумением.

— Я даже не знаю, как он выглядит, — добавил вор, пытаясь объяснить Васильеву.

— Тебе не нужно искать его, — ответил Васильев. Он прекрасно все понимал. — Если он захочет играть с тобой, он сам тебя найдет.

На следующую ночь, первую из множества таких ночей, вор отправился на поиски игрока. Начался апрель, но было все еще холодно. Он вернулся в свою комнату в наполовину разрушенном отеле, окоченев от мороза, разочарования и — хотя он не признавался себе в этом — страха. Район вокруг площади Мурановского был адом внутри преисподней; бомбы разворотили канализационные трубы, и зловоние, поднимавшееся от воронок, подтверждало это. Другие воронки использовались для сжигания тел казненных горожан — они ритмично вспыхивали, когда пламя добиралось до наполненного газом живота мертвеца или до лужицы человеческого жира Каждый шаг по этой земле был опасным приключением даже для вора. Смерть во всех своих формах поджидала повсюду: сидела на краю воронки, грела ноги у огня, как лунатик, бродила среди обломков, с хохотом играла в саду из костей и шрапнели.

Забыв об опасности, вор пересекал район в разных направлениях, но игрок избегал его. И с каждой неудачной попыткой, с каждым бесплодным путешествием поиски все сильнее увлекали вора. В его воображении безликий игрок представлялся чем-то вроде таинственной силы из легенды. Увидеть Мамолиана во плоти и убедиться, что он существует в том же самом мире, где обитает вор, — это стало вопросом веры, способом подтвердить собственное существование.

После полутора недель напрасных поисков вор вернулся, чтобы отыскать Васильева. Русский был мертв. Его тело с перерезанным от уха до уха горлом нашли день назад: оно плавало вниз лицом в одном из канализационных тоннелей, расчищаемых солдатами в Воле. Лейтенант был не один. Вместе с ним дрейфовали еще три трупа: зарезанные точно таким же образом и подожженные, они походили на огненные корабли в реке экскрементов. Один из солдат, наблюдавших появление этой флотилии, рассказал вору: мертвецы словно парили в темноте. В первый жуткий момент они казались неотвратимо приближавшимися ангелами.

Затем, конечно, начался ужас. Горящие трупы погасили и перевернули. На лице Васильева в свете фонаря застыло удивление, как у ребенка, пораженного страхом перед колдуном-убийцей.

Его документы на отправку домой прибыли в тот же день.

Эти бумаги, видимо, послужили причиной административной ошибки, завершившей трагедию Васильева на комической ноте. Все опознанные тела сожгли в Варшаве, кроме тела младшего лейтенанта Васильева, чей послужной список не допускал столь небрежного отношения. Планировалось отправить тело на родину, чтобы с почестями кремировать в родном городе. Кто-то просмотрел бумаги и забрал их, чтобы переделать в записи живого Васильева на Васильева-мертвеца. Но тело загадочным образом исчезло. Никто не взял на себя ответственность за это: скорее всего, труп просто отправили дальше «по течению» почты.

Смерть Васильева лишь подхлестнула любопытство вора. Жестокость Мамолиана околдовала его. Рядом жил человек, убирающий мусор, питающийся падалью, живущий за счет слабости других, и успех сделал его настолько дерзким, что он отважился на убийство или приказал убить тех, кто перешел ему дорогу. От предвкушения вора била нервная дрожь. Если ему удавалось уснуть, во сне он блуждал по площади Мурановского. Она была заполнена туманом, который казался живым, мог в любой момент рассеяться и показать игрока. Вор как будто влюбился.

Этим вечером потолок грязных облаков над Европой прохудился: голубой, хотя и бледный, просвет в тучах становился все шире. И теперь, ближе к вечеру, небо над головой абсолютно расчистилось. На юго-западе громадные кучевые облака — золотистые и коричневатые, похожие на цветную капусту, — набухали грозой, но мысли об их ярости лишь возбуждали. Сегодня воздух как будто наэлектризован, и вор найдет игрока — он не сомневался в этом. Он был уверен с той секунды, как проснулся утром.

Ближе к ночи вор отправился на север в сторону площади, не думая о том, где идет. Маршрут был ему хорошо знаком. Он беспрепятственно миновал два поста: уверенная походка служила хорошим паролем. Сегодня он неуязвим здесь, в городе с сиреневым ароматным воздухом и сверкающими в зените звездами. Он чувствовал, как наэлектризованные волоски на его руках встают дыбом, и улыбался. Он видел, как вооруженный до зубов человек что-то кричит из окна, и улыбался. Недалеко отсюда Висла, разбухшая от дождя и талого снега, с грохотом неслась к морю. Он двигался неудержимо, как она.

Золото облаков исчезло, прозрачная голубизна потемнела, пришла ночь.

Вор был уже на подходе к площади Мурановского, когда что-то мелькнуло перед ним, сзади прошелестел порыв ветра и воздух внезапно наполнился белым конфетти. Невероятно, неужели здесь могут играть свадьбу? Один из кружков опустился ему на ресницы, и вор снял его пальцами. Это не конфетти — это лепесток. Вор растер кружок между большим и указательным пальцами. Повеяло ароматом растерзанной плоти цветка.

В поисках источника лепестков он прошел немного вперед и завернул за угол площади, где обнаружил висящий в воздухе призрак дерева, усыпанного цветами. Казалось, оно не имеет корней; белоснежная крона была залита звездным светом, ствол еле различим. От этой удивительной красоты у вора перехватило дыхание, он сделал несколько шагов к дереву, будто приближался к дикому животному, стараясь не спугнуть. Вдруг что-то заныло у него в животе. Не благоговейный страх перед цветами, не остатки той радости, которую он ощущал по пути сюда; совершенно иное, новое чувство охватило его на площади.