Клайв Баркер - Каньон Холодных Сердец

– Так-то лучше, – заключил он.

– Я тоже хочу колы, – сказал Джой.

– Интересно, какого я сейчас цвета? – спросил Эппштадт. – Меня осыпало этой гребаной штукатуркой с головы до ног.

Не отвечая, Джой пробрался к холодильнику и взял банку кока-колы.

– Что-то Максин не видно, – заметил Гарри.

– Она вместе с Сойером выбежала в сад, – сообщил Джой, открыв вожделенную банку и отвернув лицо от порскнувшей оттуда пены.

Расшвыривая ногами куски штукатурки, Эппштадт вышел в коридор, в конце которого виднелась распахнутая дверь.

– Максин! – крикнул он. – Где ты, Максин?

Ответа не последовало.

Не дожидаясь, пока кто-нибудь составит ему компанию, Эппштадт двинулся к задней двери. Пол в коридоре был сплошь покрыт известковой пылью, на стенах и на потолке виднелись несколько глубоких трещин. В отличие от всего дома этот закоулок показался Эппштадту не слишком прочным и не слишком элегантным. «Наверное, какая-то более поздняя пристройка, к тому же сделанная второпях, – догадался он. – Неудивительно, что именно здесь землетрясение повлекло за собой самые сильные разрушения». Эппштадт еще несколько раз позвал Максин, и снова безрезультатно. Впрочем, в том, что затаившаяся где-то в саду Фрайзель не отвечала, не было ничего удивительного. За дверью он увидел часть сада, пребывавшего в полном запустении; на заросших дорожках валялись гнилые плоды, распространявшие отвратительный запах. Кроны растущих здесь деревьев были чрезвычайно густы и почти сплетались, так что над этим уголком природы царил вечный полумрак.

Эппштадт приблизился к порогу, намереваясь еще раз позвать Максин, но, прежде чем он успел открыть рот, до слуха его донесся глубокий низкий смех. С детства Гарри пребывал в печальной уверенности: если рядом кто-то смеется, значит, смеются над ним. И хотя за последние шестнадцать лет он выложил немалые суммы психотерапевту, специалисту по подобным невротическим состояниям, эта уверенность осталась непоколебимой. Эппштадт прищурил глаза, пытаясь разглядеть, кто скрывается под деревьями, отличить человеческие очертания от игры теней. Несомненно, насмешник притаился там и, может статься, был не один. Но как Эппштадт ни напрягал зрение, он не сумел понять, кто это.

– Прекратите свое дурацкое хихиканье, – приказал он.

Однако смех не смолкал, и это вывело Гарри из себя. Конечно, эти ублюдки потешаются над ним – над кем же еще? Ведь больше здесь никого нет. Ну, сейчас он им покажет.

Он переступил через порог, готовый свершить праведное возмездие. Воздух был холоден и влажен. «Чертовски неприятный дом, – пронеслось у него в голове, – а сад так и вовсе гадость». Но смех раздавался все громче, и Гарри не мог повернуть назад, пока не заткнет весельчакам глотки.

– Кто вы такие? – взревел он. – Это частная собственность! Вы меня слышите? Вы не имеете права…

Тут он осекся, потому что под ветвями одного из деревьев увидел контуры человеческой фигуры. Нет, двух. И даже трех.

Он не мог как следует рассмотреть лица насмешников, но отчетливо ощущал на себе их наглые, издевательские взгляды.

Раздался новый взрыв смеха. Как видно, этих типов очень позабавил его гнев.

– Я вас предупреждаю, – прорычал Эппштадт, словно пугал непослушных детей. – Убирайтесь отсюда прочь! Живо!

Впрочем, насмешники оказались не робкого десятка. Хохот их становился все громче и откровеннее, более того, они решили выйти из своего укрытия. Теперь Эппштадт хорошо их видел. Похоже, они и в самом деле самовольно вторглись в чужой сад, решив устроить здесь нечто вроде пикника. Среди нарушителей он увидел прелестную юную девушку (судя по восхитительно нежной коже, ей было не более семнадцати лет) с обнаженной грудью и мокрыми темными волосами. Внешность ее показалась Эппштадту смутно знакомой; возможно, еще девочкой она снималась в одном из фильмов, где он был продюсером. Если это так, то из этой девочки получилась очаровательная женщина. Но в ее походке, в манере держаться – она наклонилась так низко, словно в любую минуту могла упасть, – было нечто, от чего Эппштадт насторожился. Ему вовсе не хотелось, чтобы эта красавица с упругой кожей, свежими бутонами сосков и пухлыми губами приближалась к нему. В глазах ее сверкал неутоленный голод, и, хотя Гарри понимал, что вовсе не является объектом ее вожделения, он не имел ни малейшего желания оказаться на ее пути.

Остальные двое все еще прятались под деревом. Нет, их было не двое. Теперь он видел, что их целое сонмище, – Эппштадт ощущал на себе множество любопытных взглядов. Люди таились повсюду, едва различимые в слабом рассеянном свете. Они скрывались в кучах сухих листьев. Сидели на ветвях и, срывая увядшие цветы, бросали их на покрытые гниющей травой дорожки.

Эппштадт осторожно попятился назад, кляня себя за то, что высунулся из дома. И не только за это. Вся затея с поездкой сюда была чистой воды безумием. Черт его дернул отправиться к Максин на эту долбаную вечеринку. Черт его дернул связаться с этим засранцем Пикеттом, а потом устроить дурацкий допрос Брамсу и вынудить его приехать в это проклятое место. Спору нет, он поступил как безнадежный идиот.

Эппштадт сделал еще один шаг назад. Тут глаза обнаженной девицы вспыхнули таким ярким светом, словно в каждом из них зажглось по лампочке. А потом, так и не сказав ни слова, она бросилась к Эппштадту. Он не стал ждать, пока она приблизится, и, быстро крутнувшись, пустился наутек. В это мгновение он увидел, как десяток – нет, пожалуй, два десятка существ, таившихся в полумраке, покинули свое укрытие и устремились к дверям дома, вслед за Эппштадтом и девушкой.

Всего шаг отделял Гарри от спасительного порога, когда молодая голая сучка нахально схватила его за руку.

– Прошу вас, – прошептала она, и пальцы ее впились в жирную мякоть, которой обросли руки Эппштадта в тех местах, где у мужчин покрепче находятся бицепсы.

– Пустите меня, – выдохнул он.

– Прошу вас, не уходите, – взмолилась она.

С неожиданной силой девушка притянула его к себе. Он попытался вырваться и вцепился в дверной косяк. Двадцать пять лет никто не смел так бесцеремонно хватать его руками – однако в последние двадцать четыре часа люди словно с ума посходили, и уже второй раз он сделался жертвой физического насилия.

Девушка не ослабляла железной хватки, явно не собираясь расставаться со своей добычей.

– Останьтесь здесь, – твердила она.

Эппштадт отчаянно дернулся. Тонкая рубашка от Армани треснула и порвалась, и Гарри, воспользовавшись моментом, освободился-таки от цепких пальцев. На бегу он успел увидеть множество устремленных на него сверкающих глаз.

Испуг придал Эппштадту проворства. Он давно не бегал так быстро, как сейчас. В два прыжка Гарри домчался до порога, перескочил через него и, едва оказавшись в доме, захлопнул дверь и навалился на нее всем телом. Запор защелкнулся. Дрожащими пальцами Эппштадт нащупал замок, ожидая, что в следующее мгновение дверь начнет сотрясаться под ударами множества кулаков.