Алексей Тарасенко - Бедный Енох

Мне помнится, что тогда братья, стоя рядом с крестом, и их было тринадцать, изумленно вопрошали друг друга: «Зачем?» — но их никто не видел и не слышал, хоть они и страдали чрезвычайно от виденного ими.

Я встал напротив окна и отвел штору, после чего открыл окно и, уже через него, именно, через низкое (от пола) окно вышел на балкон при кухне — навстречу бушующему лету, этой пропитанной влагой жаре и предвосхищению грозы.

Вдали грянул гром, и с балкона уже было видно, как далеко, у высотки на площади Трех Вокзалов уже бушевал ливень.

Но здесь, на балконе, там где я был, все еще жарило солнце, не давая покоя и передышки, побуждая жить, и, как мне тогда хотелось — жить не просто так, но на всю катушку, да и более того — с целью и осознанно!

Я мысленно представлял себе всех тех, на кого некогда ориентировался, считая их чем-то — и вот, вдруг эти люди представлялись мне жалкими и ничтожными, мелкими.

Мысленно я будто бы парил над землей, над миром, и, мне казалось, что весь этот мир — у меня в кармане, что я богат, что богат сказочно, чрезвычайно.

Мне казалось, будто я могу проникнуть во все тайны вселенной — и, самое главное, без особого труда.

Я смогу свернуть горы. Я смогу осушить моря и даже океаны.

Нет ничего, что не было бы подвластно мне!

Будто бы оставив высотку на площади Трех Вокзалов в центре грозовой тьмы, дождь, проливающийся не из черных, а других, более блеклых, серых, но все равно величественных туч обходя высотку слева и справа устремлялся ко мне, предупреждая о своем приближении вдруг вспыхнувшей на уже подернутом серостью небе молнией, за которой — уже когда и ждать перестали, вдруг ухнул гром.

«Щмякс!» — и задрожали стекла в старых деревянных окнах, заставив меня в один прыжок ретироваться обратно на кухню:

— Вот тебе раз! — говорю я сам себе, честно говоря, радуясь тому, что приближалась гроза — пусть сильнее грянет буря!

Зайдя в ванную, приспособленную в редакции для обслуживания кухни (там еще стоял куллер, из которого я непрестанно наливал себе кипятку в чашку) я посмотрел на потолок, в одном из углов которого, из-за неровности потолка, постоянно образовывалась темно-фиолетовая тень.

Разглядывая ее я представил себе вдруг одного молодого человека, который, некогда служа богу, ушел от него, но после, испугавшись наказания, еще не совсем согрешив, не до конца, трусливо взмыл вверх — и рассказал обо всем Всевышнему.

Его звали Гавриил. Старый воин всех этих битв с Сатаною, который, впрочем, вскоре был назначен главным — трубить военные сигналы в трубу, и, едва приняв участие в половине всех небесных сражений, непосредственно рубиться в них перестал.

Со временем он ослаб, как, впрочем, и главный тактик, руководивший всеми битвами, так что по временам стал опасаться, как бы вдруг ему не попасть в переплет и не погибнуть, если, случится, его снова пошлют в бой.

Гавриил иногда даже предлагал главному тактику отойти подальше от сражения, якобы оттуда лучше все видно, и, все больше и больше учился у главного тактика и руководителя сражений его основной черте характера, что выработалась у того во время небесной войны — хитрости.

Главный тактик несколько раз уже собирался сделать так, чтобы Гавриил все-таки сражался и не терял форму, но все как-то не случалось. В конце концов тактика стала мучить совесть, что он, командуя, иногда из рук вон плохо, все время остается вне битвы, так что наличие рядом Гавриила несколько оправдывало его в его собственных глазах.

Впрочем, другие братья этого не замечали, полностью отдавая себя войне.

Гавриил так же, как и главный тактик небесного сопротивления Сатане спускался на землю, и так же, если не с большим удовольствием, осязал стяг Сатаны, но, тем не менее, у него хватило духу, а, может — и именно той самой хитрости, чтобы не поддавшись на искушение этим новым знанием — вернуться на небо и не пожелать жить на земле.

После того, как Гавриил доложил о происходящем господу, тот запретил ангелам строить их город, велел вернуться туда, где некогда был Эдем, и, если они так хотят — жить на земле.

Так, иначе, но сошедшие с неба ангелы все пытались вернуться к своему начатому городу на севере, уже совсем не слушая господа, а их дети, рожденные от земных женщин, настолько задавили землю своими научными и промышленными экспериментами, что ресурсов на все стало не хватать. В итоге начались войны между разными территориями, на которых жили разные ангелы, но уже с привлечением людей.

Один из ангелов, самый смелый, тот, который воюя с воинством Сатаны всегда был в самой гуще сражения, стал обучать людей искусству войны и изготовления оружия и амуниции, но, в конце концов, увлекся, так что стал учить этому не одних людей против других, а всех и сразу — чтобы они друг друга поубивали. Ему, видите ли, очень нравилось видеть то, как льется кровь. Притом чем больше — тем лучше.

В конце концов господу вся эта галиматья опостылела, и он решил весь этот ангельский разгул прекратить.

Испугавшись божьего гнева ангелы попросили своего предводителя — того, кто когда-то руководил боевыми действиями против Сатаны, чтобы он, (так как был весьма хитер и разумен(- уговорил господа их простить и забрать обратно на небо.

Переговоры были долгими, но успешными. Господь сам три раза сходил на землю на гору, которую сами же ангелы после и назвали Святой, то есть Ермон.

Тогда, во время переговоров, господь поставил лишь одно условие — выдать ему для предания праведному суду главного зачинщика, который, так уж случилось, и был главным переговорщиком со стороны ангелов.

Не желая испытывать на себе гнев господа, да, впрочем, являясь единственным из ангелов, кто не хотел возвращения на небо, бывший «тактик» обвинил во всех грехах Азазеля, тем более что это ему было с руки — именно Азазель и научил столь любимых богом людей войне, чем причинил серьезные страдания сердцу господа.

Господь тогда разгневался на Азазеля, так что тому пришлось бежать в пустыню, искать Сатану и присоединяться к его слугам.

В самый же последний момент, когда, казалось, уже все было оговорено, «тактику» явился Гавриил, не желавший возвращения на небо сошедших на землю ангелов (потому как без них сильно продвинулся вверх по иерархической лестнице, став архангелом), и уговорил «тактика» на то, чтобы тот обманул своих братьев, сказав им, что бог отверг их.

Взамен же «тактик» получил от Гавриила дар — перерождение до скончания времен в разных людях, но при условии, что он, всякий раз рождаясь вновь, не будет помнить, кем он был раньше. «Тактик» согласился (ведь он был единственным из сошедших с неба ангелов, которому земля не опостылела, ему нравилось на земле!), а чтобы провести Гавриила, и при перерождении все-таки помнить, кем он был раньше — «ангел-тактик» написал, якобы от имени выдуманного им пророка книгу, и, положив ее в сосуд, спрятал в пустыне под большим и приметным камнем где-то, где после появилась Иудея.