Алексей Тарасенко - Бедный Енох

— Андрюха! А теперь с чистой совестью мотай в отпуск!

Тем не менее была еще одна небольшая накладка. Вечером, когда я уже собрался уходить с работы, ко мне зашел Приятель Сартаквоа:

— Ну что? — спросил он меня пристально глядя мне в глаза — и что же вы, молодой человек, мне ничего не рассказываете?

— О чем?

— Ну… о деньгах! О чем же еще? Я понимаю, конечно, что ты молодец, сумел словить момент и хапнуть немного деньжат, но сам понимаешь, если я главный ответственный за них, и поручаюсь за тебя — с тебя причитается?

Я начинаю ему разглагольствовать о том, что, дескать, все было как я сказал Сумрачному, но Приятель только смеется:

— Мне все Посол передал. Так что… деньги еще не потратил?

— Нет.

— Десять процентов.

Понимая, что не отвертеться, тем более Приятель меня прикрывает, я отвечаю, что «хорошо». Дружески хлопнув меня по плечу, Приятель удалился восвояси, на ходу что-то насвистывая.

Следующим утром я отношу причитающееся Приятелю, а он форсит, взяв конверт даже не смотрит, сколько там, не пересчитывает, хотя, впрочем — зачем?

И после, уже со совсем спокойной совестью собираюсь уже было идти домой, как на мой мобильный поступает вызов от «Unknown».

Моему удивлению нет предела. Я смотрю на свое отражение в витрине магазина «Библиоконус», и меня настораживает, отчего моя челюсть еще не отвисла:

— Але! — говорит голос на «другой стороне» — это Андрей? Андрей?

— Да, это я — отвечаю я, узнав голос Арзумяна-Пашкевича, — что вы хотите?

— Андрей, я хотел бы с вами встретиться, мне очень нужно с вами поговорить.

Я перехожу на шепот:

— Пашкевич! Да вы хотя бы понимаете, во что вы влипли? И как после всего произошедшего вы смеете мне предлагать с вами встречаться?

— Понимаю. Наверняка вы меня считаете врагом, но, уверяю вас, это далеко не так.

Я мнусь, обещаю перезвонить, сбрасываю вызов, но едва я это сделал — Пашкевич звонит вновь:

— Э нет, брат, шутишь! Не надо начальству про меня докладывать — понял?

— Почему именно я, Дмитрий?

— А вы на новенького, вы мне интересны, остальных я-то знаю как облупленных! — Пашкевич натужно смеется — Ну так что? Вы готовы встретиться со мной?

— Хорошо, но… когда и где?

— А вот прямо сейчас в «Доме на Брестской» — слабо?

Я обещаю Пашкевичу быть как только смогу.

— Как только сможете? Да тут минут двадцать на метро!

— И еще пятнадцать — пешком от метро!

— Хорошо, полчаса! И пожалуйста, никому не говорите — это очень важно, прежде всего для вас. Я с вами намерен поделиться кое-какой информацией по вашим начальничкам, так что если они узнают, что вы беседовали со мной, то, вполне возможно, захотят вас как-то поприжать, потому как таким образом вы станете для них, может статься, опасным человеком!

От таких заявлений мне становиться уж совсем не по себе, но любопытство, пересилив страх, заставляет меня двигаться в указанном направлении.

Минут через сорок после этого разговора я оказываюсь в «Доме на Брестской», и, как мне говорил Пашкевич, поднимаюсь на третий этаж, как раз туда, где располагается деревянный макет центра Москвы. Вокруг этого макета выставляются разные экспозиции художников и фотографов.

— Сюда! Сюда! Андрей! Повернитесь! Я вас вижу! — звонит снова мне на мобильный телефон Пашкевич — вот! Вот он я! Я вам рукой машу!

Повернувшись, я наконец замечаю Пашкевича и направляюсь к нему.

— Пожалуйста, встаньте здесь — говорит он мне уже не по телефону, когда я подхожу — вот сюда — я оказываюсь в центре большого черного круга с белой пентаграммой, изображенной на пленке, лежащей на полу — пожалуйста!

Я оборачиваюсь, разглядывая, что вокруг, снова, как год где-то назад созерцая некое «творчество» похожее чем-то на то, что я уже видел в ЦДХ на выставке, посвященной Сатане, только значительно в меньшем масштабе.

Итак, тут на небольшом клочке пространства на полу и стенах висят, изображенные белым на черном, на пленке, пентаграммы и изображения козлиной головы.

Тогда я вновь поворачиваюсь лицом к Пашкевичу, и несколько минут с удивлением смотрю как тот держит в руках какой-то небольшой сосуд, похожий формой на амфору, только значительно меньший по размеру, черного цвета и с пробкой.

Пашкевич вынимает пробку из сосуда, потом что-то шепчет в сосуд и смотрит на меня. Сделав так, он повторяет свои непонятные мне действия снова — и опять смотрит на меня:

— Ах! Что-то ничего не получается — говорит он мне и проделывает то же самое в третий раз — что же происходит?

— А что вы ожидали? — Я мнусь с ноги на ногу, чувствуя небольшое смущение от созерцания происходящего, будто в чем-то провинился — Вы вообще — чем сейчас занимаетесь?

По лицу Пашкевича видно, что он чем-то сильно удивлен:

— Да так… ничем! Ничем! Просто вот у меня сосуд с благовониями из Египта, понимаете ли, так вот я удивляюсь — запах совершенно испарился…

— Да? Может в сосуде трещинка была? Или вы его оставили как-то открытым?

Но Пашкевич, кажется, уже хочет перевести разговор на другую тему:

— Андрей!

— Да, Дмитрий!

— Тут внизу есть небольшая кафешечка, так вот вы не желаете кофейку хлебнуть?

— Да почему бы и нет? — даже не знаю, рад ли я откликнуться на это предложение…

— Я заплачу.

— В принципе, если хотите, заплатить могу и я…

Пока же мы спускаемся вниз на лифте, Дмитрий не отводит взгляда от книги, которую я ношу с собой за подмышкой:

— Что это у вас? — спрашивает он меня и мне кажется, будто Пашкевич бледнеет.

— Это? Книга! «Чупакабра — орудие возмездия духов!» — отвечаю я — хотите — подарю?

Пашкевич берет из моих рук протянутую ему книгу, потом быстро перелистывает, читая какие-то фрагменты, после чего — возвращает обратно:

— Нет, спасибо. По-моему, кроме правильного названия — все остальное полный бред.

— Ну, как хотите! — я натужно улыбаюсь, разглядывая себя в зеркало, но недолго — еще несколько секунд и звучит «колокольчик», и лифт останавливается на втором этаже.

Итак, мы спустились в кафе, где за барной стойкой берем себе по чашке кофе, Пашкевич берет себе еще какой-то кекс, а я — кружку «Миллера».

— Я уже в отпуске — отвечаю я Пашкевичу на его вопросительный взгляд — после Кавказской Республики, знаете ли, хочу слегонца отдохнуть.

— Понимаю! — отвечает Пашкевич на ходу начиная поедать кекс, и мы вместе идем к столику за который потом и садимся.

— Итак, — едва мы уселись, начал Пашкевич, говоря при этом с набитым ртом — вы, Андрей, понимаю, молодой сотрудник Комитета, недавно начавший там работать?

— В принципе — все правильно вы говорите, — отвечаю я — кроме того, что я уже, как знаете, побывал на важном задании. Да и работаю уже в Комитете… чуть больше года, наверное…