Клайв Баркер - Искусство

Он хотел испугать мальчика, и ему это удалось. Тот всхлипнул, лицо его исказилось ужасом. Когда Флетчер поднял пистолет, Рауль сделал шаг назад.

– Я скоро присоединюсь к тебе, — сказал Флетчер. — Клянусь. Сразу, как только смогу.

– Отец, пожалуйста…

– Я не твой отец! Запомни наконец! Я никому не отец! Из-за этой вспышки он окончательно утратил контроль над мальчиком. Флетчер прицелился, но Рауль уже был за дверью. Пуля попала в стену. Флетчер бросился в погоню и выстрелил еще раз, но мальчик был проворный, как обезьяна. Он выскочил из здания лаборатории раньше, чем Флетчер в третий раз успел нажать на курок.

Флетчер отшвырнул пистолет в сторону. Преследовать Рауля — бесполезная трата времени. Лучше поторопиться с уничтожением нунция. Бесценной субстанции было немного, но и этого хватит, чтобы заразить любую систему и разрушить в ней весь порядок эволюции. Дни и ночи Флетчер размышлял над тем, как избавиться от вещества. Выбросить его нельзя — страшно представить, что произойдет, попади нунций в землю. Флетчер придумал единственный выход — вылить субстанцию в океан. В таком решении была приятная последовательность. Долгий путь к той ступени развития, на которой находилось сейчас человечество, начался в океане. Открытие Флетчера тоже было связано с ним: наблюдая за мириадами жизненных форм морских обитателей, ученый впервые представил себе нечто, побуждающее организмы меняться. Эта идея и привела в итоге к трем колбам в кабинете. Теперь Флетчер вернет субстанцию стихии, вдохновившей его. Нунций буквально станет каплей в море, сила его растворится и рассеется.

Он подошел к стойке, где стояли три колбы. В трех бутылках был бог — молочно-голубой, как небо у Пьеро Франческа* [2] Итальянский художник эпохи Раннего Возрождения. . Внутри вдруг возникло движение, там что-то заклубилось. Если оно знает о приближении Флетчера, знает ли оно о его намерениях? Флетчер слабо представлял себе природу того, что он создал. Возможно, оно умеет читать мысли.

Он остановился — как истинный ученый, он не мог не восхититься происходящим феноменом. Флетчер знал, что жидкость обладает силой, но его потрясла способность вещества ферментировать себя — это было видно даже в примитивном движении: вещество поднималось по стенкам колб. Уверенность Флетчера в своей правоте растаяла. Можно ли лишать мир такого чуда? Так ли уж оно ненасытно? Оно ведь хочет лишь ускорить развитие вещей. Чтоб чешую сменил мех, мех — гладкая кожа, а плоть, возможно, — дух. Успокаивающие мысли.

Но затем он вспомнил Рэндольфа Яффе из Омахи, штат Небраска, мясника и сортировщика мертвых писем, собирателя людских тайн. Использует ли такой человек нунций во благо? В руках доброго и любящего Великое деяние стало бы действительно Великим, и каждое живое существо на Земле осознало бы цель собственного существования. Но Яффе не был ни добрым, ни любящим. Маг и вор чужих озарений, он не думал о принципах знания, а лишь о том, как возвыситься с его помощью.

Когда Флетчер вспомнил об этом, он перестал задаваться вопросом, имеет ли он право уничтожить это чудо. Теперь он спрашивал себя, как смеет он колебаться.

Отбросив сомнения, он шагнул к колбам. Нунций почувствовал, что ему собираются причинить вред. Жидкость забурлила, пытаясь подняться как можно выше.

Едва Флетчер коснулся полки, он вдруг понял истинное намерение нунция. Вещество не просто стремилось вырваться на свободу. Оно хотело добраться до самого Флетчера — переделать того, кто собирался причинить ему вред.

Но понимание пришло слишком поздно. Прежде чем он успел отдернуть протянутую руку или хотя бы чем-то при ее, одна из колб разлетелась вдребезги. Куски стекла рассекли ладонь Флетчера, и на кожу выплеснулся нунций. Он отшатнулся и поднес руку к глазам. Она была порезана в нескольких местах; самый длинный порез пересекал ладонь, словно по ней провели ногтем. От боли у него закружилась голова, но через минуту все прошло — и боль, и головокружение. Их сменило абсолютно иное ощущение. Даже не «ощущение» — здесь не подходило столь обыкновенное слово. Это напоминало Моцарта — но музыка лилась не в уши, а прямо в душу. Слушая ее, невозможно было остаться прежним.

Миновав первый изгиб горной дороги, Рэндольф увидел дым, поднимавшийся от костров за зданием миссии. С первого взгляда беспокойство, томившее его в последнее время, превратилось в уверенность: наемный гений взбунтовался. Яффе надавил на педаль газа своего джипа, проклиная густую пыль, что облаками вылетала из-под колес и не давала ехать быстрее. До сегодняшнего дня и его, и Флетчера устраивало, что Великое деяние совершается вдали от цивилизации. Сначала от Яффе потребовалось немало усилий, чтобы доставить в лабораторию оборудование, которое запросил требовательный Флетчер. Но потом стало легче. Путешествие в Петлю зажгло огонь в глазах Яффе. Женщина из Иллинойса, чьего имени он так и не узнал, говорила: «Ты видел что-то необычное, правда?» — и теперь ее слова на самом деле стали правдой. Он видел место, лежащее вне времени; он был там, куда, вопреки рассудку, его привело жадное стремление к Искусству. И люди знали это, хотя он и не рассказывал им о своих приключениях. Они заглядывали ему в глаза и из страха или благоговейного трепета выполняли все его желания.

Но Флетчер был исключением. Отчаяние и страсть к наркотикам сделали этого человека управляемым, но он сохранил волю. Четыре раза Яффе уговаривал его возобновить эксперименты, при всяком удобном случае напоминал, как трудно было отыскать его, затерянного гения, и как сильно Яффе хочет с ним работать. Каждый раз приходилось умасливать Флетчера небольшой порцией мескалина и обещаниями, что получит все, чего ни пожелает, для продолжения исследований. После первого же знакомства с его радикальными теориями Яффе понял, что есть способ обмануть систему, стоявшую между ним и Искусством. Он не сомневался, что путь к Субстанции изобилует ловушками и испытаниями. Просветленные гуру или безумные шаманы вроде Киссуна создали их, чтобы оградить святая святых от тех, кого они считают низшими существами. Но с помощью Флетчера можно обмануть любых гуру и овладеть силой за их спинами. Великое деяние вознесет Яффе выше всех самозваных мудрецов, и Искусство запоет в его руках.

Он оборудовал лабораторию, как пожелал Флетчер, подкинул ученому кое-какие идеи, почерпнутые из мертвых писем, и оставил маэстро одного. Яффе привозил по мере требования все, что тот просил (мескалин, морских звезд, морских ежей, человекообразную обезьяну), и навещал его только раз в месяц. Каждый раз он проводил с Флетчером сутки, выпивая и рассказывая последние сплетни из академической среды. После одиннадцатого визита он почувствовал, что исследования в заброшенной миссии подходят к завершению, и стал наведываться чаще. С каждым разом его встречали все менее приветливо. Однажды Флетчер попытался вообще не пустить Яффе в здание миссии, и между ними произошла короткая стычка. Но боец из Флетчера был никудышный — слабый сутулый человек, с детства занятый лишь учебой. Побитому гению пришлось впустить победителя. Внутри обнаружилась обезьяна — Флетчер при помощи нунция трансформировал ее в уродливого, но, без сомнения, человеческого ребенка. Даже в тот миг триумфа Яффе не оставляли подозрения по поводу дальнейших действий Флетчера. Того явно тревожил достигнутый результат. Но Рэндольф слишком обрадовался и не стал обращать внимания на тревожные симптомы. Он даже предложил испытать нунций на себе, здесь и сейчас. Но Флетчер воспротивился, сказав, что ему потребуется несколько месяцев для изучения препарата, прежде чем он позволит предпринять столь рискованный шаг. Нунций пока слишком нестабилен, доказывал он. Прежде чем двигаться дальше, надо посмотреть, что произойдет с организмом ребенка. Может, нунций убьет его через неделю? Или через день? Этот аргумент несколько охладил пыл Яффе, и он уехал. С того дня он возвращался в миссию еженедельно, Его беспокоило, что Флетчер все больше отдалялся от него. Но Яффе был уверен, что гордость за собственный шедевр не позволит ученому уничтожить его.