Клайв Баркер - Искусство

Он остановился передохнуть в убогом тараканьем мотеле в Лос-Аламосе, Нью-Мексико. Он заперся в номере с двумя бутылками водки, голый. Задернул шторы, чтобы отгородиться от дневного света, и дал волю своему сознанию. Он не ел уже сорок восемь часов. Не потому, что не было денег, — деньги были, но ему нравилось легкое голодное головокружение. Подстегиваемые голодом и водкой мысли — порой варварские, порой изощренные — бежали быстрее, подбадривали и выталкивали друг друга наружу. Из темноты выползли тараканы и стали бегать по его лежавшему на полу телу. Яффе не обращал на них внимания, только поливал водкой член, когда они копошились там и член становился твердым, — это отвлекало. Ему хотелось только думать. Отключиться и думать.

В физической близости он познал все, чего пожелал: холод и огонь, чувственность и бесчувствие, он имел, и его имели. Он больше не хотел ничего — во всяком случае, как Рэндольф Яффе. Нужно найти иной способ существования и иной источник чувств. И секс, и убийство, и печаль, и голод — все должно обрести новизну. Но этого не произойдет, пока он не выйдет за пределы своего нынешнего состояния — пока он не станет Творцом и не переделает мир.

Уже перед рассветом, когда даже тараканы расползлись по щелям, он услышал зов.

Его охватил покой. Сердце билось медленно и ровно. Мочевой пузырь опустошался сам собой, как у младенца. Ему не было ни жарко, ни холодно. Не хотелось ни спать, ни бодрствовать. На этом перекрестке — не первом и, конечно, не последнем — что-то сжало его внутренности, требовательно взывая к нему.

Он встал, оделся, захватил невыпитую бутылку водки и вышел. Зов не ослабевал. Он вел за собой, когда холодная ночь приподняла свой покров и когда стало подниматься солнце. Яффе был бос. Ноги кровоточили, но собственное тело не беспокоило его, боль он заглушал водкой. К полудню, когда водка закончилась, он оказался посреди пустыни. Он брел в ту сторону, куда его призывали, почти не ощущая своих шагов. В голове не осталось ничего, кроме мыслей об Искусстве и о том, как им овладеть, но и они то появлялись, то исчезали.

Исчезла и пустыня. Ближе к вечеру он достиг места, где самые простые вещи — земля под ногами, темнеющее небо над головой — казались нереальными. Он даже не был уверен, что куда-то движется. Исчезновение реальности оказалось приятным, но недолгим. Зов влек его за собой вне зависимости от того, осознавал Яффе его или нет. На смену ночи внезапно пришел день, и он опять ощутил себя: он, живой Рэндольф Эрнест Яффе, стоит посреди пустыни, и он снова совсем голый. Было раннее утро. Солнце еще не поднялось, но уже прогревало воздух. Небо было абсолютно чистым.

Теперь он почувствовал боль и тошноту, но сопротивляться зову, звучавшему внутри, не мог. Он будет идти, даже если все его тело растрескается. Позже он вспомнил, что миновал заброшенный город и видел стальную башню посреди пустынного безмолвия. Но это было уже после того, как его путешествие закончилось — в простой каменной хижине, чья дверь открылась перед ним. Последние силы оставили его, он упал и перевалился через порог.

Когда он очнулся, дверь хижины оказалась закрыта, а его сознание было чистым и готовым к восприятию. По другую сторону тлеющего очага сидел старик с печальным, несколько глуповатым выражением лица — будто у клоуна, что лет пятьдесят подряд сносил оплеухи. Кожа его была пористая и жирная, а остатки волос — длинные и седые. Он сидел, скрестив ноги. Пока Яффе собирался с силами, чтобы начать разговор, старик приподнял ягодицы и громко пустил ветры.

– Ты отыскал путь сюда, — сказал он. — Я думал, ты не дойдешь. На этом пути многие погибли. У тебя сильная воля.

– Куда «сюда»? — едва смог спросить Яффе.

– В Петлю. Петлю времени. Я сделал ее, чтобы укрыться. Это единственное место, где я в безопасности.

– Кто ты?

– Меня зовут Киссун.

– Ты из Синклита?

На лице человека за очагом отразилось удивление.

– А ты много знаешь.

– Нет, не очень. Так, куски да обрывки.

– Мало кто знает о Синклите.

– Мне известно о нескольких таких людях.

– Да? — В голосе Киссуна послышалось напряжение. — Хотелось бы услышать имена.

– У меня были их письма, — начал было Яффе, но осекся: он забыл, где оставил письма — эти бесценные ключи, открывшие ему рай и ад.

– Чьи письма? — спросил Киссун.

– Людей, которые знали… которые догадывались об Искусстве.

– Да ну? И что же они там тебе сообщили? Яффе покачал головой.

– Пока не понял. Кажется, есть какое-то море…

– Есть. И ты, конечно же, хочешь узнать, где его найти, что с ним делать и как получить от него силу?

– Да.

– И что ты можешь предложить за науку? — спросил Киссун.

– У меня ничего нет.

– Позволь мне об этом судить, — сказал Киссун и поднял глаза к своду крыши, словно увидел что-то в клубившемся там дыму.

– Ладно. Бери у меня все, что захочешь, — сказал Яффе.

– Это справедливо.

– Мне нужно знать. Мне необходимо Искусство.

– Конечно, конечно.

– Я уже пережил все, что мне было нужно, — сказал Яффе. Взгляд Киссуна вновь обратился к Яффе.

– Да? Сомневаюсь.

– Мне нужно… мне нужно… («Что? — думал он. — Что тебе нужно?») Мне нужны объяснения, — сказал он.

– Ну, и с чего начнем?

– С моря, — сказал Яффе.

– А-а, с моря.

– Где оно?

– Ты когда-нибудь любил? — ответил Киссун.

– Думаю, да.

– Тогда ты дважды проник в Субстанцию. В первый раз — когда вышел из утробы, второй — когда спал с любимой женщиной. Или мужчиной, — старик засмеялся. — Не имеет значения.

– Субстанция — это море?

– Субстанция — это море. И в нем есть остров Эфемерида.

– Я хочу туда, — выдохнул Яффе.

– Ты туда попадешь. Как минимум еще один раз.

– Когда?

– В последнюю ночь своей жизни. Так бывает со всеми. Трижды люди окунаются в море Мечты. Если меньше — человек сходит с ума. Если больше…

– Что тогда?

– Он перестает быть человеком.

– А Искусство?

– Ну… Тут мнения расходятся.

– Ты владеешь им?

– Владею чем?

– Искусством. Владеешь ли ты Искусством? Можешь ли обучить меня?

– Возможно.

– Ты из Синклита. Один из них. Ты должен знать все.

– Один из них? — переспросил старик. — Я последний. Я единственный.

– Тогда поделись со мной. Я хочу изменить мир.

– Скромные, однако, у тебя амбиции.

– Хватит придуриваться! — воскликнул Яффе. Зашевелилось подозрение, что старик морочит ему голову. — Я не уйду с пустыми руками, Киссун. Обучившись Искусству, я смогу войти в Субстанцию, так ведь?

– Откуда ты знаешь?

– Скажи мне, это так?

– Так. Но повторяю вопрос: откуда ты знаешь?

– Я умею делать выводы, и я их делаю. — Яффе ухмыльнулся, куски головоломки стали складываться у него в голове. — Субстанция находится за пределами нашего мира, так? И Искусство дает возможность ступить за эти пределы в любое время, когда захочешь. Палец в пироге.