Юрий Ищенко - Одинокий колдун

А Малгожата спала чутко, скорее, лежала в оцепенении; и к ней вернулось то ощущение хрустальной чистоты и ясности, пережитое накануне. Ничей голос больше не бормотал руководства и призывы, — она сама теперь все знала. Пришло время сосредоточиться и начать действовать. И сильные спазмы в животе мешали спокойно лежать. Она почти видела, как судорожно сжимается и разжимается ее желудок, как густеет и тяжелеет кровь без питательных веществ, как желтеет и сушится кожа, грозя хозяйке морщинами и некрасивостью...

Но встала она только тогда, когда поблек солнечный свет за окном. Мальчик спал. Она пошла в ванную, быстро омылась под струей воды, — ей очень важно было стать чистой. Затем пошла на кухню, бесцельно побрякала вилками и ложками, ножами и прочими столовыми инструментами... Оставалось недолго ждать. Надо было встретить закат. Она прошла в комнату, разгребла завал из тряпья и досок у двери на крошечный пузатый балкончик, с треском открыла присохшую дверь (ни Егор, ни прежние хозяева балкончиком не пользовались). Глянула — Димка спал. И вышла наружу, на свежий радостный ветер, под огромное небо, заполненное красным светом, облаками, ветром, птицами, шальным самолетиком.

Садилось солнце в устье реки. Край раскаленного светила коснулся белесой воды мелкого залива. И многоцветные зарницы стали распухать, подниматься вверх от воды к небу, широкими радужными полосами завоевывая пространство. Оранжевое, розовое, фиолетовое ползло по небу; золотые блики от лучей солнца сияли на белых облаках, спешащих к закату. И двумя золотыми искрами засветились глаза девушки в драном халатике на голом теле, которая стояла на крохотном балконе, жадно вбирая и запоминая краски заката. А на северо-востоке набирал силу и яркость большой, неровный диск луны.

Она больше не могла ждать: все было готово в ней самой и в природе.

Вернулась в комнату, потрепала пацана по бледным щекам с полосками рубцов от грубых швов подушки.

— Вставай, Дима. Пора.

— Зачем? — сонно пробормотал он, открыл глаза, узнал ее и, постепенно вспоминая пережитое, мрачнел лицом.

— Я тебя искупаю, и все будет хорошо, — ласково и нежно уверила его девушка.

Димка хотел было возразить, но столько нежности и любви было в ее голосе, и так мало сил в нем самом, что решил не петушиться, а отдаться во власть ее мягких и сильных рук.

Она стащила с него одежду; голенького, зябнущего — с гусиной кожицей на тощих бедрах, с подобравшимися яичками и осунувшимся, крохотным членом в почти безволосом паху, — завела в ванную комнату, пустила воду и усадила пацана в ванну. Вода была очень горячая, но Димка не успевал ни ворчать, ни пугаться. Она намылила ему голову, сама поерошила волосы, смыла водой, набранной в чашку, снова намылила, чтобы волосы стали чистыми-пречистыми. Затем взяла мочалку, намылила и стала тереть ему плечи, шею, грудь, спину, живот, ноги. И так несколько раз, пока раскрасневшаяся кожа не стала хрустеть и пощипывать под горячей водой. И Димке, и ей было очень жарко.

— Ты извини меня, но я больше не могу, — хихикнула она и скинула халат.

Она осталась голой и прекрасной, и Димка лишь несколько секунд прятал глаза, а потом решил, что будь что будет, она сама так все устроила, и стал пожирать глазами ее наготу: крепкие, чуть покачивающиеся груди, пушистый лобок, высокие шары ягодиц. И странные, огромные, налившиеся желтым соком глаза, похожие на две спелые сливы...

Она заметила у него возбужденно вскочивший пенис, усмехнулась.

— Да ты у нас орел! — воскликнула.

— Ты такая красивая, так нравишься мне, я все время боялся, что Егор здесь мучает тебя... — горячо зашептал Димка.

— Спасибо, спасибо тебе за все, — откликнулась желтоглазая красавица.

И ее смуглые руки обняли и слегка стиснули его плечи. Димка вдруг поверил в самые непостижимые и невероятные свои мечты.

— Если бы ты... если бы я был старше, если бы я мог что-то сделать для тебя... Как бы я хотел быть с тобой, любить тебя, — шептал он.

— Давай будем вместе, — рассмеялась девушка, и сама перешагнула через край ванны, усевшись в горячую воду рядом с ним.

Взметнулась и хлынула через край посудины вода. Она обняла его, прижала к себе, так что твердые соски ее грудей стукнули пацана; и поцеловала.

— Вытирайся, — шепнула, — и пойдем в комнату...

Ей пришлось вытираться тем же полотенцем, что и он. Другого, хотя бы относительно чистого, не было, — и мокрое полотенце слегка огорчило ее. Вышла из ванной комнаты, не одеваясь, отчего ее слегка зазнобило. Зашла в комнатушку: Димка лежал на кровати, худой и узкоплечий, поверх одеяла на спине, закрыв от счастья и страха глаза. Конечно же, промокла старая повязка на его руке, и по мокрому бинту расплылись пятна крови от пореза.

На самом деле она толком не знала еще, чего так сильно хочет. Но делала все быстро и правильно, так что никто бы не смог упрекнуть ее в неумении. Она склонилась над ним, взяла в свои ладони его пальцы, развела руки, так что Димка лежал как распятый. Поцеловала в лоб, в губы, в подбородок и стала целовать ему ключицы и маленький бугорок кадычка на шее. Димка, чуть слышно урча от удовольствия, выгибал шею, опрокидывая голову все дальше назад, упираясь затылком в доски кровати. А его худая грудь приподнялась над постелью.

Больше не было сил терпеть: девушка с желтыми глазами сильнее стиснула его руки, обнажила острые ровные клыки и одним стремительным, хватким укусом вырвала у него кусок плоти из горла. Димка захрипел и дернулся, но она не дала ему ни освободить руки, ни приподнять голову, а вгрызалась, впивалась в горло, все более увеличивая рану, глотая кусочки живого мяса и сухожилий и пенистую горячую кровь...

Дергалось и непрерывно дрожало худенькое тельце под ней. Ручьи крови заливали и ему, и ей плечи и грудь. Когда пацан пытался крикнуть или сказать, кровь била из разорванного горла еще сильнее, и она мычала от наслажденья, насыщаясь ею. Но как только конвульсии закончились, и тело опало, а из легких сквозь дыру в гортани вырвался глухой свист, она отпрянула, встала, покачиваясь от сытого опьянения. Она не хотела пить кровь из мертвого. Засмеялась, настолько непривычны, радостны, полны были ее ощущения; хотелось танцевать, хотелось куда-то бежать, крича что-нибудь громкое и неразборчивое. Все ее тело, покрытое липкими темнеющими пятнами, пело, мелко дрожало от избытка счастья и сытости, она выскочила на балкон, гордо подставив смеющееся лицо под лунный свет, словно ожидая оваций и поцелуев. Огромная, золотая и блестящая, как жирный блин, луна тоже торжествовала и умилялась на ловкую и красивую девушку. Ревел и громыхал трубами водостоков сильный северный ветер. Ей нужно было куда-то идти, бежать, дышать свежим воздухом; и девушка опрометью помчалась в ванную, смыть с себя остатки пиршества и причесаться. Когда, причесываясь, она вдруг срыгнула и выплюнула куски мяса и кожи, то поняла, что плоть ей не нужна, нужна только горячая кровь.