Юрий Ищенко - Одинокий колдун

И какой-то бородатый бизнесмен, что прямо в «БМВ» объезжал коммерческие киоски с выпивкой и фруктами, подозвал ее и сунул бумажку в десять тысяч.

— Жалобно поешь, — сказал то ли с укором, то ли в оправдание гонорара. — Аж сердце защемило.

Несколько подростков проводили деньги завистливыми взглядами. Подростки были те еще, с татуировками на руках, в кожанках и все как один бритые и низколобые. Света-Офелия в секунду промчалась мимо них в метро, да вниз по эскалатору. Думала поужинать в ресторане (чтоб так же шикарно, как с Альбиной), да вдруг вспомнила, что нужно Петухову новые штаны и рубашку купить. И купила! Вот такая молодец она в тот вечер была...

А в ее квартире Свету-Офелию поджидала Альбина, сумевшая без ключей пробраться сквозь запертые двери. Каким способом, хозяйка не рискнула спрашивать, да и не до того было.

— Слышь, музыкантша, иди ко мне. Скажи, какие способы бортануться ты знаешь? — крикнула Альбина из комнаты, когда Света лишь переступила порог.

Альбина лежала на диване, привалившись спиной к двум вышитым подушкам с бахромой. В комнате было темно, Света хотела включить свет.

— Не смей! — рявкнула незваная гостья. — Соображай, время дорого.

Света разглядела еще, что та укуталась в пледик. Остро пахло чем-то нехорошим, догадалась, что Альбину тошнило.

— Бортануться — это ты про аборт?

— Ну а про что? Я девка нелюдимая, ни с кем не зналась, способов не знаю. А чистить нутро срочно надо.

Из-за темноты Света-Офелия не видела лица Альбины и не могла вовремя замолчать или корректировать свою речь; голос у гостьи был очень высоким и хриплым, так что можно было догадаться, что она нервничает или очень неважно себя чувствует, или вообще свихнулась. Тем не менее, хозяйка решилась на эту фразу:

— Слышь, Альбина, ты отдай мне этого ребенка. У меня уже четыре аборта было, в последний раз инфекцию в матку занесли, и шансов родить почти нет. А ребеночка очень хочется.

— Включи свет, — ледяным тоном приказала Альбина.

Дешевая люстра из стеклянных кулончиков вспыхнула и осветила ее лицо. Оно было совершенно зеленое (как будто выкрасили охрой), и по нему текли струйки пота. Не вставая с дивана, Альбина откинула плед, оставшись в юбке и синей футболке. Стянула с себя футболку, приспустила на бедра резиновый поясок юбки.

— Смотри.

И тут же пронзительно, громко завизжала, вцепившись обеими руками в обнаженный живот, вздувшийся внизу, над лобком, как небольшой воздушный шарик. Света подошла и затряслась — этот надутый живот шевелился, скорее даже, он дрыгался, ходил ходуном, причем натягиваясь в разные стороны, как если бы кто-то изнутри бил в мускульные и кожаные перегородки, отгораживающие этого обитателя от мира.

— Ну что, хочешь этого ребеночка? — спросила в перерыве между стонами Альбина; она зажмурилась и кусала губы, — слезы и кровь смешивались на подбородке, стекая на выпученный живот.

— Откуда это? Ты вчера была нормальная, — лепетала Света.

— Ночью меня поимели. Оно растет и, кажется, грызет меня изнутри. За десять часов настолько выросло. Если не избавлюсь, оно убьет меня. Как я могу сделать аборт? Думай, соображай, а то оно поумнеет и не позволит ничего сделать... Предложи чего-нибудь!...

— Ну, девчонки надрывались специально... Тяжести на живот поднимали... выкидыш спровоцировать... Или в кипятке лежать.

— Помоги мне в ванну лечь. И кастрюли с водой на плиту ставь... Умоляю, быстрее!

Два часа Альбина лежала в ванне, напрасно дожидаясь выкидыша. Света-Офелия непрерывно кипятила воду в больших выварочных баках, обжигаясь, сама жутко устав (иногда думая о том, что это она грыжу получит или опущение органов), таскала и опрокидывала кипяток на Альбину. Как та не сварилась заживо, было непонятно. Сидела вся красная, кричала от боли, в зеленой от горчицы воде, в белом паре, и требовала, чтобы воду нагрели еще сильнее.

Светка помнила, что были такие таблетки для сохранения беременности, и если их заглотнуть в огромном количестве, то тоже можно спровоцировать выкидыш, — названия не вспомнила. Звонила к спящим подружкам. Одна посоветовала но-шпу в ампулах: два кубика загнать в ягодицу, иногда помогает. Света в горячке проболталась Альбине, что есть у нее и но-шпа, и разовые шприцы. Альбина заставила ее сделать этот укол. А самой делалось все хуже и хуже. Уже глубокой ночью она самостоятельно вылезла из ванны, красная, как ободранный кролик, заживо брошенный в кипящее масло, падала и опять кричала, но доползла до дивана. Сказала, что Светка должна натянуть на руку кожаную перчатку, облить перчатку раствором марганцовки для дезинфекции и попытаться достать за конечности зародыша во влагалище или в матке у Альбины. Добавила, что убьет Светку, если та не справится. Тут уж хозяйка бочком выбралась из комнаты, заперлась на кухне и позвонила в службу «скорой помощи». Рассказала им, что у подруги «предродовой психоз», хочет ребенка убить.

Альбина лежала на диване, упершись разведенными ногами в стену, и сама пыталась вытащить зародыша из живота. По темной комнате заскользили огни въехавшей во двор медицинской машины, желтые и голубые. Ведьма поднесла руку к лицу: из глубоких ссадин на пальцах сочилась кровь. Оно уже имело клыки и когти, вовсю защищалось. Она смогла встать и доковылять до окна, посмотреть на притормозившую у их подъезда машину «скорой помощи». На четвереньках Альбина отползла к шкафу, нашла на полке бритвенный станок с вправленной безопасной бритвой (Света-Офелия им брила Петухова). Улыбнулась. Дождалась звонка в дверь и щелканья замков: Света впустила врачей, что-то горячо им зашептала. Альбина стала надеяться, что они успеют ее спасти.

— Думала, мамуля, я безропотно сдохну, ан нетушки, я тебе еще все мечты испоганю, — сказала в темноту Альбина.

Ее рука уже отмерила линию на голом вздувшемся животе, и теперь так же твердо, как древний японский самурай, она совершила харакири. Лопнула под бритвой кожа. Несколькими короткими рывками она посекла слои жира и напряженных мышц. Нащупала твердую стенку матки, похожую на наполненную горячей водой резиновую клизму, и резанула по ней.

В хирургии медицинского института на Петроградской стороне ей четыре часа делали операцию. Закончили в семь утра, когда светало и после грохотавшей всю ночь грозы умытые улицы блистали чистотой. Шансов на выживание врачи давали самую малость.