Александр Птахин - Суровая готика

Благодаря работе у Иржи появилось много знакомых и среди штабистов, и среди чекистов, он осторожно начал возрождать свой былой проект уже под крылом тайных служб новой власти. Новорожденная власть отчаянно нуждалась в средствах и с поистине детским доверием хваталась за любую возможности их преумножить. Множество фантастических и абсурдных проектов воплощались и рушилось в ту грозную и романтическую пору — какие с великой помпой, а какие под покровом тайны.

Именно тогда, в 1923 году молодой ученый Ковальчик пригласил своего студента — третьекурсника факультета востоковедения с отделения арабистики Субботского — принять участие в научной экспедиции в Туркестан, экспедиции с невразумительными научными и вполне определёнными практическими — отыскать древнее сокровище — целями, пестрым и молодым составом и, конечно же, окутанной глубочайшей секретностью, блюсти которую был приставлен к участниками комиссар Савочкин.

Вооруженная большей частью личным энтузиазмом и сознательностью группа запечатлела свою решимость на фотографии, которую и видит сейчас Прошкин (Субботский кивнул на фотографию 1924 года, где среди группы молодых ребят были и он сам, и гражданин, известный Прошкину как Ульхт).

Основываясь на сегодняшних своих знаниях и опыте, Алексей должен повиниться — мероприятие это было обреченным с самого начала. Никакого опыта экспедиционной работы ни у кого из его участников не было. О поисках древних сокровищ они знали не больше, чем Том Сойер и Геккельбери Фин, пытавшиеся откопать клад на городском кладбище при помощи садовой лопаты. Ни специального инструментария, ни надлежащего инвентаря или экипировки у путешественников тоже не было. Карты их были весьма и весьма приблизительны, маршруты разработаны на основе теоретических умозаключений без учета географических реалий местности, а о том, чтобы нанять проводников, не могло быть и речи. Средств группе выделили весьма скудно. Оружия, кроме карманных ножей, пары стареньких охотничьих ружей да браунинга у комиссара Савочкина, у отважных исследователей не было вовсе. А в Туркестане месяц за месяцем то вяло тлела, то разгоралась во всю силу самая настоящая жестокая война, о которой в московских властных коридорах вспоминать очень не любили…

Правда, поначалу путешествие происходило весело и оживленно. Сборище неофитов, гордо именовавшее себя «научной экспедицией», погрузилось на нескольких мулов и отправилось в горы. Они то забирались вверх, то снова спускалась в предгорья, впрочем, без всякой системы. Конечно, на клад и намека не было, но все же появились первые научные плоды: геолог Миша Левкин складывал в холщовый мешок камушки, указывающие на близкие залежи серебра; сам Ковальчик чертил уточненные карты гористой местности и делал фотографические снимки некоторых участков, пока для этого имелись чистые дагеротипные пластины; ботаник Курочкин собирал гербарий, ловил бабочек и даже засунул в большую банку со спиртовым раствором маленькую желтую змею, покрытую отвратительно вонявшей слизью, объявив, что это совершенно новый подвид…

Общее веселье продолжалось до той поры, пока у экспедиции не закончились съестные припасы. Неожиданно выяснилось, что социализм остался в Москве. А тут, в Туркестане, советские деньги совершенно не считают платежным средством, казенную бумагу с печатями министерства обороны лучше вообще спрятать подальше и никому не показывать — не ровен час, и голову саблей снесут или, того хуже, свяжут и посадят в яму, чтобы потом обменять на плененных Красной армией сподвижников… Именно такая беда едва не приключилась с самим Субботским и Савочкиным, которые, взгромоздившись на ленивого ослика и прихватив пустой мешок, оправились в ближайшее селение за продуктами. Спасло их только то, что совсем немного знавший таджикский и чуть лучше фарси Субботский пропел местному беку невразумительную историю про то, что они-де — несчастные гимназисты-сироты, разыскивают в восточных краях единственного родственника — дядюшку, поручика Черниговского полка, который сражался раньше под знаменами атамана Семенова, а кожанку Савочкина, браунинг и документ, на котором стоит печать со звездой, нашли по дороге… Звучало не особенно убедительно, но худющий Субботский в потертой гимназической тужурке и молоденький Савочкин в разномастном отребье очень мало походили на воинов, а на ученых — еще меньше, и местный бек, посовещавшись со своим ишаном, их отпустил, экспроприировав предварительно и ослика, и браунинг.

Казенную бумагу сознательный Петя Савочкин умудрился стащить обратно. Обретя свободу, оба незадачливых исследователя что есть ног помчались в направлении городка, где, как понял из разговоров местных жителей Субботский, квартировало подразделение Красной армии. Но и в Красной армии Савочкину с Субботским тоже не особенно обрадовалась. Им связали руки ремнями и отвели в пыльный сарай — «до выяснения». После двухдневного «выяснения» голодные и совершенно измученные пленники попали, наконец, к комдиву Дееву. Надо отдать должное просвещенности и многообразным талантам покойного Дмитрия Алексеевича. Он выслушал их заинтересованно, в словах о принадлежности двух оборванцев к научному племени нисколько не усомнился, хотя и распорядился дать телеграмму в ведомство, официально отрядившее экспедицию, и даже задал несколько узкопрофессиональных вопросов, поразив Субботского уровнем своей компетентности…

— Так ведь Дмитрий Алексеевич готовился себя до революции синологии посвятить и, как говорят, подавал большие надежды, в экспедициях своего отчима фон Штерна участвовал неоднократно, — не удержался и похвастался информированностью Прошкин.

Алексей сдвинул очки и потер переносицу:

— Да, это, конечно, объясняет его заинтересованность, но тогда я был просто приятно удивлен. Тем более товарищ Деев тогда совершенно не упоминал своей причастности к востоковедению… — Субботский продолжал.

Просвещенный комдив распорядился помочь экспедиции — предоставить ученым продукты питания и конвой из конармейцев. И даже выразил желание лично посетить лагерь, чтобы познакомиться с руководителем этого мероприятия, а также подробнее узнать о результатах. Бывших «задержанных» отмыли, выдали армейскую форму, коней, накормили и с почетом препроводили к дому Деева — дожидаться, когда комдив завершит неотложные дела и проследует с ними в лагерь.

Пока Савочкин с головой зарылся в свежие газеты на веранде дома, наивный Субботский решился зайти вовнутрь. И тут состоялось его первое знакомство с Баевым. Конечно, сейчас Александр Дмитриевич утверждает, что этот знаменательный эпизод совершенно изгладился из его памяти за давностью лет — ведь сам он тогда был сущее дитя! Дитя, надо заметить, злобное, надменное и очень агрессивное!