Рэй Каммингз - Девушка из золотого атома (сборник)

Наша гостья перевернула еще страницу. Я подумала, что она чувствует мое присутствие. Я как раз снова подумала о любовнике Айрис Марч, выходящем за мной на террасу, когда кто-то похлопал меня по плечу: это был отец Руфи. Он взял меня за запястье и подвел к нашей гостье, оглянувшейся и рассеянно улыбнувшейся нам в темноте под цветными фонариками. Отец Руфи сказал:

— Вы знаете? Там вас ждет родственник!

Ее лицо словно отвердело. Она все еще улыбалась, но из этой улыбки исчезло все.

— Как чудесно, — сказала она. — А кто это?

— Я не знаю, — ответил отец Руфи, — но он высокий и выглядит почти как вы, прошу прощения. Он сказал, что он ваш кузен.

— Рог nada, — ответила наша гостья и, встав, оперлась на руку отца Руфи. Мы втроем вернулись в зал. Журнал и фонарик она оставила на стуле: они скорее всего принадлежали Клабу. Отец Руфи поднялся с нами по ступенькам на галерею, где нас ждал гость. На нем был смокинг, между тем как половина мужчин на вечере были в обычных костюмах. Он был не очень похож на нее: его лицо было более смуглым и плоским; когда мы подошли к нему, он встал. До потолка ему оставалось совсем немного. Это был гигант. Он и наша гостья не обменялись рукопожатием. Оба посмотрели на отца Руфи, и он оставил нас. Затем незнакомец вопросительно посмотрел в мою сторону, но наша гостья уже опустилась в кресло, вся гибкость и грация. Они выглядели прекрасной парой. Незнакомец достал из брючного кармана оправленную в серебро флягу; взяв со стола стакан воды, он добавил туда виски из фляги, но наша гостья не притронулась к нему. Она отодвинула стакан пальцем и сказала мне:

— Садись, малыш.

Я подчинилась. Потом она сказала:

— Кузен, как ты меня нашел?

— Par chance, кузина, — сказал незнакомец. — Повезло.

Он ловко завернул флягу и спрятал ее в карман. Взболтав напиток, он положил деревянную мешалку с эмблемой клуба на место.

— Мне пришлось потерпеть, — сказал он, — уж очень меня раздражает этот тип, с которым ты говорила. Здесь нет ни одного специалиста: все они недоумки, тупые и разболтанные.

— Он добрый и умный человек, — сказала она. — Преподает математику.

— Дважды дурак, — сказал чужак, — если думает, что это математика! — Он выпил свою смесь. Затем сказал:

— Думаю, что нам пора домой.

— Ха! С кем? — спросила моя подруга, полупрезрительно и полушутливо скривив губы. — Только не с ним!

— Почему, кто меня знает? — спросил чужак.

— Потому, — ответила наша гостья и, отвернувшись от меня, что-то зашептала ему на ухо. При этом она не отрывала глаз от танцующих — половина гостей в обычных костюмах, половина уже пожилых пар, Руфь, Бетти, студенты на каникулах. Оркестр играл фокстрот. Лицо чужака изменилось. Оно потемнело. Допив свой стакан, он повернулся ко мне.

— Она выходит из дому? — спросил он резко.

— Ну?.. — лениво протянула гостья.

— Да, — сказала я. — Да, она выходит. Каждый день.

— В машине или пешком?

Я взглянула на нее, но она никак не помогла мне. Ее указательный и большой пальцы образовали окружность.

— Не знаю, — ответила я.

— Пешком? — настаивал он.

— Нет, — вдруг буркнула я. — Нет, на машине. Всегда на машине!

Он откинулся на спинку стула.

— Ты сделала все, — спокойно сказал он. — Все, что можно.

— Я? Я еще не посвящена. Я могу и передумать.

После секундного молчания он сказал:

— Поговорим.

Она пожала плечами.

— Дома у девочки, — сказал он. — Я выйду через пятнадцать минут после вас. Дай руку.

— Зачем? — сказала она. — Ты же знаешь, где я живу. Я не буду прятаться в лесу, как животное.

— Дай мне руку, — повторил он. — Ради старой дружбы.

Она протянула через стол руку. Их пальцы сплелись, и она вздрогнула. Затем они встали. Она взяла меня за руку, и мы пошли по лестнице, а чужак сказал нам вслед, как будто ему нравились эти слова:

— Ради старой дружбы! Здоровья тебе, кузина! Долгой жизни!

Оркестр заиграл рэгтайм-марш. Она остановилась поговорить с пятью-шестью гостями, среди них был и отец Руфи, и дирижер оркестра, и Бетти, которая пила пунш с мальчиками из нашего класса. Бетти шепнула мне:

— Твои маргаритки вот-вот отвалятся.

Мы прошли мимо припаркованных машин, пока не увидели одну, понравившуюся нашей гостье. Все они не были закрыты, а в некоторых владельцы даже оставили ключи: она села в машину и запустила мотор.

— Но это не ваша машина! — сказала я. — Вы не можете…

— Садись!

Я скользнула к ней.

— Еще только десять часов, — сказала я. — Мы разбудим отца.

— Молчи!

Я подчинилась. Она вела машину очень быстро и плохо. На полпути к дому она сбавила скорость. Затем вдруг громко расхохоталась и очень доверительно сообщила, но как будто не мне, а кому-то другому:

— Я сказала ему, что создала Нейлсенову петлю вокруг этого места, что вывело половину графства Грин из фазы.

— Что такое Нейлсенова петля? — спросила я.

— Путай вчера, путай сегодня, но никогда не путай сегодня и завтра, — процитировала она кого-то.

— Что такое… — начала я энергично.

— Я уже сказала тебе, бэби, — ответила она, — и не дай тебе Бог узнать больше.

Машина свернула в наш двор с таким визгом, который разбудил бы и мертвого. Выйдя из машины, наша гостья метнулась на кухню, словно зная, что отец и мама спят или пребывают в гипнотическом трансе, как в рассказах Эдгара По. Затем она приказала принести кочергу из мусоросжигателя на заднем дворе, попробовала, горяч ли еще ее конец, потом сунула его в пламя газовой плиты. Из-под раковины она достала мамину бутыль «Чистого Растворителя».

— Это страшная штука, — сказала я. — Если он попадет в глаза…

— Налей немного в стакан. На две трети. Прикрой блюдцем. Возьми другие стакан и блюдце и поставь на стол. Налей воды в мамин кувшин, накрой его и поставь тоже на стол.

— Вы собираетесь это пить? — в ужасе воскликнула я.

Она оттолкнула меня. Я притащила к столу три стула и выключила газ. Она поставила меня так, чтобы я заслоняла собой плиту со стороны окна и двери, и сказала:

— Малыш, что особенного в горячем железе?

— Что? — переспросила я.

— Ты знаешь это, малыш, — сказала она. — Что?

Я молча смотрела на нее.

— Но ведь ты знаешь это, малыш, — сказала она. — Ты знаешь это лучше меня. Ты знаешь, что твоя мама жгла мусор и что кочерга еще горячая. И ты поостережешься трогать ее, когда она только что из огня, как и железные кастрюли на плите, хотя газ уже выключен, потому что железо долго нагревается и долго остывает, правда?

Я кивнула.

— Ну, тогда ты знаешь больше многих. — Посмотрев на мою ладонь, она скорчила гримасу. — Он идет. Встань перед плитой. Когда он прикажет тебе выключить газ, выключи. Когда я скажу тебе «сейчас», ударь его кочергой.