Ганс Эверс - Сочинения в двух томах. Том второй

— Кто такая Гвинни? Мое дитя, дитя моей жены — ее плоть и кровь и моя. Ответственна ли она, Гвинни? Нет, ответственны родители, то есть я! Что я должен поэтому сделать? Я хотел бы видеть ее счастливой.

И если для этого предоставляется малейшая возможность, я хочу за нее ухватиться. Вот мне и пришло на ум. То, что я когда-то читал в какой-то газете. Я отправился к моим друзьям. Думаю, вам не надо объяснять, что это — самые светлые головы в штатах. Я говорил с Томасом Эльва Эдисоном, с Гирамом, П. Максимом, с Протеусом Штейнметцем и с Маком Лебом из Рокфеллеровского Института. И они не высмеяли меня. Они мне сказали, что то, что я хочу испытать, теоретически, по крайней мере, не выходит за пределы возможного. Тогда я отыскал вас, сделал вам свое предложение. Вы его приняли!

— Да, я приняла его, — сказала Эндри Войланд.

Она не понимала, куда он клонит. Все это, но, конечно, в более холодной, деловой форме, нашпигованной соблазнительными цифрами долларов, он уже высказал ей сегодня утром.

— Я сейчас закончу, — продолжал он. — Простите, пожалуйста, если задерживаю вас. Я должен сказать вам еще одно. До сих пор я смотрел на все дело только с точки зрения моей и Гвинни. Только наш интерес и занимал меня. Потом я говорил с вами. Конечно, я к вам присматривался, но я не знал хорошо, кто вы, что вы, как вы на это смотрите. Эти вопросы пришли мне в голову, только когда я уже был на улице, только по дороге от Гвинни в банк. Я думал о вас, а не только о Гвинни, когда там внизу у дверей столкнулся с вами.

Он спокойно и испытующе взглянул на нее.

— Вы, — сказал он медленно, — красивая женщина. Красивая, быть может, умная и, несомненно, высокоценная.

Она сделала движение, но он не дал ей сказать ни слова.

— Людей надо судить только по первому впечатлению. Я всегда так поступал и редко ошибался. Чувствуешь, каковы они, — если, конечно, обладаешь соответствующим дарованием, — чувствуешь, хотя, конечно, нельзя подвести под такое чувство достаточные основания. Поэтому, мисс Войланд, мне приятно вас видеть. Я хочу вам сказать, что, быть может, не должен требовать от вас такой жертвы. Может быть, я уговорил вас нынче утром. Обо мне говорят, что я лучше кого-либо другого в этой стране умею уговаривать людей и что здесь — причина моих успехов. Не нужно ли вам время на размышление? Не хотите ли вы еще раз основательно обдумать мое предложение? Быть может, ваше доброе сердце, ваша жалость к бедной Гвинни сыграют с вами дурную шутку и вы когда-нибудь горько раскаетесь, что так легко…

Мисс Войланд поднялась.

— Вы ошибаетесь, мистер Брискоу! Ни один человек не мог меня когда-нибудь уговорить сделать то, чего я не желала. Мне не нужно времени на размышление, я не хочу ничего обдумывать и даю вам слово, что не стану раскаиваться. У меня нет нынче никакого сострадания к вашей дочери. Что же касается моего сердца… — она со смехом оборвала фразу.

Он положил в пепельницу свою трубку и подошел к Эндри.

— Не будете ли вы столь добры сказать мне, чего ради вы приносите эту жертву?

— Да, скажу, — спокойно ответила она. — Я приношу вам эту, как вы называете, жертву потому, что для меня она вовсе не жертва. Ваше предложение я принимаю ради денег. Поймите меня правильно: только поэтому.

Он прислушался к глубокому альту ее голоса, молча посмотрел на нее и очень решительно сказал:

— Это неправда, мисс Войланд!

Это смутило ее. Она нервно начала застегивать свои перчатки.

— Это половина правды, — прошептала она.

Брискоу кивнул головой.

— Хорошо, — заметил он. — Вы не хотите мне сказать больше, и я не имею права требовать большего.

Он вырвал листочек из блокнота, взял карандаш, написал.

— Вот номер моего личного телефона. Вызывайте меня, когда захотите. Все, что вам нужно, — в вашем распоряжении. Если вы мне еще раз разрешите послать вам при случае, разумеется, от имени Гвинни…

Он споткнулся и потер руки, как муха потирает свои передние лапки. Она поняла и быстро пришла ему на помощь.

— Да, да, — сказала она с жестким смехом, — можете посылать сколько вам угодно! Я не буду оскорблена! Позволяю вам, а также и Гвинни. Можете посылать мне сколько хотите цветов, фруктов, сластей, книг, мехов, драгоценностей — всего. И денег также — не забывайте этого, — и денег, чем больше, тем лучше.

Брискоу улыбнулся, покачав головой.

— Благодарю, — сказал он. — Вы не обманете меня насчет себя. Впрочем, Гвинни уедет во Флориду, к моему тестю, у него там дача. Она уедет, как только встанет с постели, и не будет вас больше посещать. Думаю, так будет лучше. Она как будто тоже с этим согласна, обещала мне.

Эндри одобрительно кивнула головой. Это была приятная новость.

Прежде чем подать ему руку, она сняла перчатку, но на его пожатие едва ответила. Она спрятала своей взгляд, и Брискоу понял: эта женщина хорошо знает, что делает. Что бы он ей ни давал, никогда это не будет подарком. Он навсегда останется ее должником.

Он вернулся в свой рабочий кабинет. Его личный секретарь Тэкс Дэргем ждал его. Молодой человек, синеглазый блондин, только что кончивший Гарвардский университет. Он вышел к нему навстречу в сильном возбуждении.

— Наконец-то вы здесь, мистер Брискоу, — воскликнул он. — Я должен с вами переговорить.

— Сначала подайте почту, Тэкс, — распорядился Брискоу.

— Лежит на письменном столе, как обычно, — воскликнул молодой человек. — Вы ее еще не просматривали? Там есть одно письмо, — я хотел бы с вами поговорить раньше, чем вы его прочтете.

— Боже мой, Тэкс, что с вами? — засмеялся Брискоу. — Разве вы не можете подождать с полчаса? Так спешно?

— Очень спешно, — отвечал Дэргем. — Если бы вы только знали, — моя жизнь зависит от этого, а может быть, и вашей дочери, мисс Гвендолин.

Брискоу снова засмеялся.

— И чего вы не наговорите! Так это важно! Не будете ли вы любезны сначала объяснить мне, почему вы заговорили о моей дочери как о мисс Гвендолин? Это звучит несколько комично! Никто не зовет ее иначе как Гвинни, почему вы, Тэкс, — исключение?

— Гвин… Мисс Гвендолин мне запретила, — сказал секретарь. — Она определенно приказала мне и думать, и говорить о ней, и обращаться к ней только как к мисс Гвендолин. Могу я говорить?

Брискоу утвердительно кивнул:

— Ради Бога, если уж это необходимо!

Тэкс Дэргем подошел к письменному столу, взял одно письмо и выложил его наверх.

— Это письмо от Ральфа Уэбстера. Он тоже влюблен в мисс Гвендолин. Он, конечно, ревнует, поэтому-то он и пишет. Это пошлость. Он был моим лучшим другом, был со мной в школе, затем в Гарварде.

— Да, да, — торопил Брискоу. — Я это знаю. Короче, Тэкс. У меня, на самом деле, нет времени.

Молодой человек начал новую атаку.

— Все, что написано в письме, совершенно верно. Конечно, это не все. Всего Ральф не знает. Но будет лучше, если я вам расскажу. Когда-нибудь вы все равно узнаете. Итак, слушайте: я втерся в ваш дом, навязался вам на эту должность, потому что…