Анатолий Старов - Жизнь в полумраке

Построившись в колонну по три, взвод строевым шагом маршировал по плацу на выход с военного городка. Дима, старательно переставлял ноги, обутые в неуклюжие кирзовые сапоги. Но стоило ему приподнять голову от дороги, чтобы посмотреть на расстилающийся по сторонам ландшафт, как нога предательски вихляет и неловко задевает впереди идущего солдата. Солдат поворачивается к Диме, яростно сверкает белками глаз. Худое, удлиненное, смуглое лицо излучает такую ярость, что Диме становится не по себе.

— Зарежу, — рассерженной кошкой шипит солдат.

С трепетом на сей раз ждал Дима команды «Разойдись» К его величайшему удивлению солдат сам подошел к нему и, протягивая руку, с улыбкой представился:

— Сафар Галиев.

Отлегло у Димы от сердца. Как же хорошо, когда рядом лишь хорошие друзья, и нет врагов, и нет необходимости кулаками доказывать свое право на нормальное человеческое существование.

Второй проблемой, которую настоятельно требовалось решить, была проблема хронического недосыпа. Бесконечная череда тренировочных отбоев и подъемов, вечерние проверки, затягивающиеся порой на несколько часов, чистка оружия. И все это в ночное время, вместо вполне заслуженного сна. Учитывая реалии, Дима достаточно быстро научился спать лежа в постели, на травке, сидя на траве, на стуле и на всем том, на чем можно сидеть, и даже стоя. Весь секрет сна стоя заключался в том, что желательно было найти хоть какую-нибудь точку опоры, чтобы иметь возможность во сне, находясь в режиме практически полного анабиоза, ориентироваться в пространстве, и в случае необходимости вполне реалистично изобразить всегда и везде бодрствующего бойца. Ну и чтобы закончить рассмотрение этой важно для военнослужащего проблемы, расскажем некоторые проблемы сна лежа, если спать приходится на снегу. Автомат необходимо засунуть под шинель, чтобы сохранить его в чистоте и боеспособности и ненароком не понизить боеготовность наших славных вооруженных сил, а проснувшись, не вскакивать как ужаленный, а вставать не спеша, постепенно отрывая примерзшую шинель от своего заснеженного ложа.

Будучи с рождения человеком дисциплинированным и старательным, Дима легко вошел в будни армейской жизни, легко справляясь с тяготами и лишениями, которые армия с лихвой предоставляет своим служакам.

В один из летних погожих дней в качестве шефской помощи командование отправило отделение еще не принявших присягу солдат на подшефный лакокрасочный завод. Попал с ними и Дима. Перед ними поставили задачу готовить тару для изготавливаемых лаков. Проще говоря, необходимо была выжигать лак из уже использованных бочек, и зачищать их кард щётками от образовавшейся золы. Диме приказано было выжигать. Особой сложности работа не представляла. Необходимо было зажечь спичку, бросить в бочку и вовремя отскочить, потому, как накопившиеся в бочке пары испарившегося на солнце лака, имели неприятную особенность с небольшими хлопками вспыхивать.

Дима легко справлялся с порученным делом, пока в один момент, спичку-то он бросил, а уже знакомого и ожидаемого хлопка, не последовало. Дима, недолго думая, наклонился над бочкой, посмотреть, горит спичка или нет. Неожиданно неведомая сила отбросила его от бочки, и в это же мгновение произошел сильнейший хлопок. Ошеломленный Дима сидел на перепачканной траве и с изумлением смотрел на поднимающиеся к небу черные клубы дыма, пытаясь осознать, что же произошло.

Со всех сторон к нему бежали сослуживцы и сотрудники завода. Они подбежали к Диме, начали тормошить его, осматривать, ощупывать, цел ли он. Дима встал с травы, отряхиваясь от прилипшей грязи, вытирая с лица жирную липкую черную сажу, разбавленную обильным потом.

— Да в норме я, в норме. Только я не понял, что же произошло.

— Да, ты, парень, видать в рубашке родился, — стоящий рядом старый рабочий, прикрепленный к солдатам для обеспечения их безопасности, бледный, с трясущимися от пережитого шока руками, достал измятую пачку «Беломорканала». Закурив, он сделал глубокую затяжку и вдруг сел прямо на том месте, где стоял. К нему подбежал молодой парень в новенькой спецовке.

— Михалыч, ты чего? Тебе плохо? Скорую вызовите, скорую, — заметался парнишка, с надеждой оглядывая окружающих рабочих и солдат.

— Ничего, ничего, Леша. Сердце вот маленько прихватило. Сейчас отпустит.

Вялым движением он отбросил едва прикуренную папиросу в только что почищенную бочку, попытался залезть в карман спецовки, чтобы достать сердечные лекарства, но сил на такую сложную операцию уже не было. Неожиданно он глубоко вздохнул, неловко опустился на землю и, упав на спину, уставился в голубое безоблачное небо широко открытыми глазами. Вскоре приехала вызванная для Димы скорая помощь. Бегло осмотрели Диму и, не найдя никаких повреждений, оставили его в покое, обратив свое внимание на старого рабочего. К сожалению, ему уже было не помочь. Его тело положили на носилки, задвинули в салон и машина, взревев сиренами, унеслась с территории завода.

А ночью, едва Дима закрыл глаза, видит, идет к нему Михалыч с неизменной папироской в зубах. Он подходит к Диме, перебрасывает замусоленный давно потухший окурок папиросы с одного угла рта в другой, прищуривает слегка правый глаз и с укоризной говорит:

— Что ж так, парень, получилось-то? Ведь умереть должен бы ты. Почему же умер я?

Дима в растерянности смотрел на Михалыча, не зная, что и сказать. Неожиданно, откуда ни возьмись, рядом с ними появилась женщина, вся одета в черное. Длинный плащ с глубоким капюшоном почти скрывал все лицо. Лишь острый подбородок слегка виден. Она подошла к ним и бесцеремонно вклинилась между ними.

— Ну, посуди сам, — обратилась она к Михалычу. — У меня вот разнарядка. — Она помахала перед его носом листом бумаги, на котором виден написанный от руки черными чернилами какой-то текст. — В последний момент на него, — она показывает на Диму, — пришел запрет. Пришлось забрать тебя. Так что ты на него не наезжай. Он здесь не при делах.

Она ободряюще похлопала Диму по плечу и медленно растаяла в воздухе. Михалыч очень обиженно посмотрел на юношу, ничего не сказал, только махнул слегка правой рукой. Неожиданно он стал бледнеть все сильнее и сильнее. И вскоре стал совсем невидимым.

Утром, перед подъемом Дима проснулся и долго лежал с открытыми глазами, пытаясь понять, что это было — кошмарный сон или еще более кошмарная явь. К подъему он так и не смог разобраться в этом сложном деле. Тем не менее, Дима долго переживал случившееся, никому, однако, ничего не говоря.

После прохождения курса молодого бойца, Дима на плацу, в присутствии многочисленных гостей и приглашенных принял присягу и теперь с полным основанием мог считать себя полноправным солдатом.