Андрей Прусаков - Печать ворона

— Здесь все — твой призыв, — сказал Художник. — Познакомься.

— Саня, — протянул руку энергичный чернявый парень. В голосе угадывался ук-раинский акцент. — А ты Иван, да?

— Да, — кивнул Иван, протягивая руку для следующего рукопожатия.

— Тунгус, — проговорил высокий угловатый солдат с покрытым рябыми оспинами плоским курносым лицом. Иван не понял, имя это или кличка. Тунгус неприятно сверлил Ивана неподвижными черными глазами, и криво улыбался, открывая щербатый рот.

— Я - Художник, — представился провожатый. — А вообще меня Алексей зовут.

Из всей компании Санек и Леха показались Ивану вполне нормальными па-цанами, с которыми можно общаться, Тунгус доверия не вызывал.

— Мы все один призыв, — серьезно сказал Саня, — мы должны вместе держаться! Нас всего трое было, сейчас ты появился — уже легче будет!

— Расклад такой, — разъяснил Алексей. — Нас, «духов», здесь четверо. «Черпа-ков» — больше двадцати, остальные «деды». Есть еще наш призыв: двое азеров, Байрамов и Ахмедов, но их земляки поддерживают. Про них забудь.

Он выжидающе посмотрел на Ивана. Тот молча переваривал информацию.

— Нам продержаться надо полгода, даже меньше! — сказал Саня. — Потом придут «духи», и тогда мы отдохнем. Тогда они летать будут.

Иван кивнул, понимая, что здесь все так же, как и везде.

— Если подойдет «дед», — сказал Саня, блестя карими глазами под пушистыми девичьими ресницами, — скажет: погладь подворотничок. Что делать будешь?

«Что за дурацкие вопросы? — удивленно подумал Иван. — Это что, провер-ка такая?»

— На хер пошлю! — сказал он, ожидая чего угодно, только не ужаса, мелькнувше-го в глазах сослуживца.

— Нельзя так делать! — выкрикнул Саня. — Потому что нам всем пи…ц будет!

— Потому что здесь так, — заметно волнуясь, пояснил Леша, — один упорол косяк — люлей все получают! Тебя деды заставлять не будут. Не хочешь — не делай, только бить будут весь призыв, то есть нас… А нам этого очень не хочется, пони-маешь?

— Почему вас? — не понял Иван. — Почему не меня?

— Ты новенький, еще не знают: может, ты стукач…

Иван молчал. Мозг отказывался принимать услышанное. «Какая же сволочь это придумала! — кипел внутри Иван. — Как же так?!» Он понял, что система про-думана превосходно: слабых она прогибала, сильных ломала, извращая привычные по жизни понятия о чести и справедливости.

Тунгус молчал, не переставая разглядывать Ивана. Его глаза были такими же черными и раскосыми, как у Джона.

— А потом мы будем бить тебя, — неожиданно сказал он, и осклабился, показывая гнилые неровные зубы.

— Нам вместе надо держаться! — повторил Саня. — Тунгус, помолчи, а? Ваня и так все поймет.

Конечно, Иван понял. Понял, что придется играть по чужим правилам, и жить в этом черном мире, где доброта — слабость, а справедливость никому не нужна. И доверять можно только времени, потому что лишь оно честно считает дни от приказа до приказа, и когда-нибудь закончит отсчет. Надо только ждать и держаться. Держаться и ждать.

Иван исправно натирал пол коридора щеткой с мылом, как вдруг у входа раздались четкие властные шаги. Так шагать мог только офицер, но откуда ему взяться ночью? Иван обернулся: в казарму входил прапорщик Басмачный. Как его занесло в такое позднее время, Иван не понял, но почувствовал приближавшуюся грозу.

Прапорщик остановился перед ним. Иван выпрямился, сжимая в руке щетку. Жесткое лицо Басмачного с глубоко посаженными въедливыми глазками оглядело солдата. Прапор был невысок, ниже Воронкова, но имел широченные плечи и раз-витую атлетическую фигуру.

— Ты что, дневальный? — рокочущим басом спросил он.

Иван замер. Врать бесполезно, Басмачный накануне назначал дневальных, и наверняка помнил, что Воронкова среди них нет.

— Нет, — выдавил Иван.

— Тогда что ты тут делаешь? — когда прапор говорил, он выпячивал нижнюю че-люсть, как блатные в фильмах про бандитов.

— Пол мою.

— Я тебя еще раз спрашиваю: ты дневальный?

— Нет.

— Тогда что ты тут делаешь?

Иван промолчал, отводя глаза от цепкого взгляда Басмачного. Признаться, что его заставили, означало заложить «товарища» и сделаться всеми презираемым стукачом.

— Почему на тумбочке никого нет? — зловеще спросил старшина.

Иван удивленно пожал плечами. Это было странно даже ему. У входа обяза-тельно должен дежурить кто-то из младшего призыва — смотреть, чтобы не за-стал врасплох дежурный по части или еще кто-нибудь, и вовремя дать сигнал об опасности. Там должен стоять Байрамов, но раз прапор прошел незамеченным, значит, Байрамов проспал. Вот попали!

— Дневальный! — рявкнул старшина.

— Здесь! — из глубины коридора, по-видимому, из туалета, выскочил Байрамов — второй дневальный. Он понял, что случилось, и выглядел напуганным. В проходах между ярусами кроватей послышалось шевеление: народ просыпался и прислуши-вался к происходящему.

Байрамов вытянулся в струну и отрапортовал:

— Дневальный по казарме рядовой Байрамов!

— Почему на тумбочке никого нет?

— Я в туалете был.

— Кто второй дневальный? — спросил прапор.

— Мелецкий, — ответил Байрамов.

— И где он?

— Где-то здесь был… — Байрамов стал оглядываться, словно Мелецкий мог при-таиться в совершенно пустом коридоре.

— Быстро найти!

Не успел дневальный сдвинуться с места, как из прохода между кроватями показался взъерошенный, наскоро застегивавший на себе китель Мелецкий.

— А-а! Вот ты где! — обрадовался прапорщик. — Что ты там делал? Спал?

— Пыль вытирал, — не растерялся «дед».

— Пыль вытирал! — с сарказмом повторил Басмачный. — А он в это время полы за тебя мыл?!

— Да вы что, товарищ прапорщик, — сказал Мелецкий, — ничего он не мыл.

— Я сам видел! — процедил старшина.

— Не знаю, чего он мыл. Никто ему не говорил, — отпирался Мелецкий. Иван пре-зрительно улыбнулся: вот они, «деды»! А как отвечать — так я тут ни при чем… Трусы.

— Ах, никто не говорил! Наверно, он сам захотел встать ночью и помыть полы за своего старшего товарища. Всю ночь не спал и думал: как бы помочь Мелецкому? Дай-ка полы за него помою! Так? — вопрос предназначался «деду» и молодому одновременно.

Оба молчали. Басмачный нехорошо улыбнулся:

— Значит, не успел молодой прийти, уже начинаете! — он интенсивней задвигал лошадиной челюстью. — Иди за мной! — приказал он Мелецкому. Голос старшины не предвещал ничего хорошего.

Они прошли мимо Ивана и остановились у каптерки.

— Открывай! — велел старшина, протягивая деду ключи.

— Зачем? — упавшим голосом произнес Мелецкий. Иван увидел, что «дед» испу-гался. Зрелище было удивительным и приятным.