Аня Сокол - Шаг в темноту

— Откуда у вас этот номер? — продолжала упрашивать я.

Семеныч натужно рассмеялся, пожалуй, слишком натужно, и приказал:

— Возвращайтесь.

В трубке раздались короткие гудки, а я все стояла посреди чужой больничной палаты и пялилась в стену, не находя в себе сил ни опустить руки, ни сбросить вызов, ни повернуть голову. Трубку мягко забрали. Посмотрев на экран, Веник покачал головой и пихнул аппарат обратно в сумку, висящую на плече.

Абонент «Любимый муж» — номер, с которого не могло прийти ни одного вызова. В далекий восьмидесятый год прошлого столетия, когда моя идеальная семья, существовавшая, похоже, только в фантазиях, превратилась в мираж, все, что у меня осталось, — это рабочий номер телефона Кирилла. Обычный набор из шести цифр, стационарный номер одного из пыльных отделов завода ЯЗДА, сегодня даже здания, где он работал, не существует. Время и люди беспощадны, они уничтожают все, с чем связана память, и скоро совсем ничего не останется. В те годы мы не знали ни сотовых, ни определителей номеров, ни автоответчиков. Этот номер я знала наизусть. Спустя два года в нашей тили-мили-тряндии и двадцать лет в человеческом мире, когда первый мобильный телефон оказался в моей руке, первым номером, занесенным в телефонную книгу, был номер несуществующего отдела несуществующего предприятия. Вторым — домашний матери. Не знаю, зачем, не знаю, почему. Но стереть лишнюю и никому ненужную информацию не поднималась рука. Просто память, как кожаный браслет — поделка моей дочери, как носки, связанные мамой. Символы, как и излишне торжественная мелодия. И сегодня с этого символа мне позвонил староста Юкова и велел возвращаться домой.

Через полчаса я уже садилась в свою машину. Веник высадил меня там же, где и взял в Иваньково. Он вроде что-то еще говорил, в чем-то убеждал, впрочем, без особого усердия. Я, не слушая, помахала рукой и ушла на пристань к парому.

И теперь сидела в машине возле монастыря, сложив руки на руле, и почему-то медлила. Самое время утопить педаль газа в пол и помчаться в Юково, что мне настойчиво рекомендовали сделать. Кто отдал распоряжение через старика, в принципе, ясно, хоть поверить в это после трех лет молчания трудно. А фокус с номером? Думаю, мой телефон изучили вдоль и поперек, та же Пашка, к примеру. Кирилл всегда был мастером на такие шутки.

Я уткнулась лбом в руль, как же хотелось послушаться, рвануть домой в безумной надежде увидеть, что-то сказать, что-то изменить. Возможно, умолять. Смысла в этом не было ни на грош.

Зачем Кириллу вступаться за какого-то лешака? Что могло случиться? Что заставило его впервые за три года почтить своим присутствием Юково? Зачем в этом случае нападать на посредника и красть медальоны? Если бы Кирилл распорядился, Семеныч сам куда надо артефакты отнес, с поклоном вручил и не взял ни копейки. Теперь же это походило на какой-то розыгрыш. Вряд ли я знаю и понимаю все, оттого и чувствую себя так неуютно.

Я приказала себе выкинуть мысли из головы и завела машину, когда телефон зазвонил опять, к счастью, более привычной мелодией итальянской группы. Не знаю, как бы я отреагировала, услышь снова торжественный гимн.

— Да.

— Ольга? — взволнованный молодой голос, — Ольга, это вы?

— Я. А вы?.. — голос казался знакомым, но так сразу вспомнить его обладательницу не удавалось.

— Мила, — судя по шумному дыханию, девушка бежала, — простите, я ваш номер сохранила, когда вы нам номер счета, куда деньги переводить, скидывали. Пожалуйста, простите, я не знаю, кому еще могу позвонить… — ее прервал детский плач.

— Успокойтесь, — я прижала трубку плечом и вырулила на дорогу, — сохранили и сохранили, я не в обиде. Что случилось?

— Я… я… — она всхлипнула, Игорь зашелся криком.

Девушка была напугана, это слышалось по ее голосу, напугана настолько, что, несмотря на крик ребенка, не могла контролировать собственные эмоции. Что могло случиться за те несколько часов, что мы не виделись?

— Катя умерла, — она наконец смогла говорить.

— Святые! Как?

— Мы возвращались из банка, когда на нее налетел парень в капюшоне, в полиции сказали, наркоман, ударил ее ножом и вырвал сумочку. Ударил ножом прямо на улице средь бела дня! Вы понимаете! — она кричала, почти впадая в неконтролируемую истерику.

— Черт! Тихо! Перестаньте кричать, вы пугаете сына, — я слышала, как плач перешел чуть ли не в ультразвук.

Катю было жалко, но гораздо больше меня волновало то, что напугало Милу почти до безумия. Происшествие само по себе страшное, но не оно заставило девушку куда-то бежать сломя голову.

— Мила, почему вы убегаете? Куда? Наркоманы иногда за дозу убивают людей, и это хреново, не спорю, но не он же за вами гонится?

— Нет, боже, нет, — она задержала дыхание и вроде бы успокоилась настолько, что смогла говорить. — Я понимаю, для вас мы чужие, и вы правы, но я…

— Мила, — перебила я, — Скажите, зачем вы звоните?

— Я боюсь, — выпалила она, хотя это и так было понятно, — боюсь, потому что буду следующей. Меня собьет машина, или цветочный горшок на голову упадет, или тоже на наркомана с ножом нарвусь, мало ли у нас торчков, — ее голос то взлетал, то падал, она не была уверена в собственных словах, это я могла сказать и без падальщика, но неподдельный страх с лихвой перекрывал эту неуверенность.

— Думаете, смерть Кати не случайность? Подумайте, такое могло случиться с любым.

— Я знаю, потому что он забрал Свету, а в полиции меня и слушать не стали, — она вроде остановилась, чтобы отдышаться.

— Кто он?

— Мужчина, он сказал в полиции, что отец ребенка, — девушка повысила голос. — Понимаете, они даже документы у него не проверили, так отпустили. А гребень пропал!

— Вы видели отца ребенка раньше? Это и в правду он?

— Нет, не видела, — согласилась Мила, — Путь даже так. Но откуда он узнал? Еще даже ее матери не сообщили, а он подъехал минут через пять после ментов. Откуда? Почему они не стали слушать? Я не случайная прохожая, а они отмахнулись, — в ее словах слышалась горечь.

Если она встретила офицеров такой же истерикой, как и меня, то ничего удивительного, что они предпочли разговаривать с рассудительным мужчиной. Девушка без сомнений многое пережила и имеет право на выражение эмоций, в чем бы они ни заключались, но правда жизни такова, что слушать ее в таком состоянии никто не будет. Если она еще волшебный медальон сюда приплела, то вовсе могли психиатров вызвать.

— Он так на меня смотрел, — она всхлипнула, — там была куча народу, но он смотрел на меня, как хищник. Я не знаю, как объяснить. Я поняла, что со мной будет так же.

— Хорошо, — колебалась я недолго, даже если девушка ошибается, хуже не будет, — если хотите, можете пожить пока у меня, только… — я замялась, не зная как объяснить.