Евгений Кусков - Вымирание

— Зависит от того, что именно оттуда извергалось, — уточнил Леонид. — И такое место может быть не одно. А как насчёт серой слизи? Она один в один похожа на кровь этих существ.

Женщина не нашлась с ответом, помрачнев ещё сильнее.

— Многовато совпадений, — подтвердил Михаил. — Если это то же самое дерьмо, то не опасно ли с ним контактировать?

— Мне пришлось, — промолвила Татьяна. — Я её смыла, хотя и не без труда.

— Похоже, док, и ты в списке подозреваемых, — наконец, удостоил её взглядом Афанасьев.

— Если это означает, что я должна отдать тебе свой пистолет, то ответ — нет.

Их глаза встретились. Парень издал короткий смешок и отвернулся.

— Итак, — обратился к женщине Сутурин, — ты по-прежнему считаешь, что это природное явление? Нечто, зревшее в глубине земли и по неизвестной причине вырвавшееся на свободу только сейчас?

— Да. А ты, стало быть, списываешь на вероятного, как любили говорить в былые годы, противника?

— Я надеюсь на это.

— Почему?

— Потому что если права ты, то спасения от этой напасти может просто не существовать.

— Аминь, — буркнул Михаил.

— Ладно, довольно болтовни, — Татьяна встала с дивана и направилась к выходу.

— Ты куда? — спросил Леонид.

— Хочу осмотреть труп пса.

— Я с тобой. Если ты не против.

— Хорошо.

— Присматривай там за ним, док, — сказал им вслед Афанасьев.

Женщина покачала головой и вместе с Сутуриным вышла из дома.

Надев перчатки, которые уже использовались при перемещении трупа хозяйки в «Волгу», она присела рядом с конурой.

— А он метко стреляет, — заметила Татьяна, указав на пулевое отверстие в голове собаки.

— Надеюсь, ты тоже.

— Рада бы обмануть, — она осторожно дотронулась до животного, словно опасалась, что оно, несмотря на смертельную рану, может внезапно кинуться на неё. — Хм.

— Что?

— Совсем закоченела.

— За один час?

— Слишком быстро, согласна. Если только тело стало деревенеть ещё утром, когда умерла собака, и родилось… это.

— Значит, и с людьми то же самое?

— Понятия не имею. Вряд ли — они бы тогда не смогли толком двигаться.

— Если только не в движении суть, — Леонид приподнял один из клочков шерсти, которую ветер разнёс по всему двору. — Мгновенная линька.

— Возможно, это связано с посерением кожи, — сказала Татьяна и принюхалась: — Что-нибудь чуешь?

Сутурин последовал её примеру:

— Немного псиной несёт, как и положено.

— Вот и нет. Запах идёт от конуры, а вот от собаки — ничего. Вообще.

Открылась входная дверь, и на крыльцо вышел Михаил.

— Ну и что за ерундой вы тут занимаетесь?

— Есть идеи получше? — огрызнулась женщина.

— А представь себе. Там, на втором этаже, хомячок в клетке. Живой.

— Живой?! — воскликнула она.

— А что такое? Пожалел я пулю на него. Всё равно ведь заперт.

— Что ж ты молчал всё это время?

— По-твоему, это важно? — фыркнул Афанасьев.

— Это мне решать, — Татьяна пошла мимо него в дом.

Сутурин задержался и обратился к парню:

— Слушай, не надо раскачивать лодку. Нам это сейчас точно ни к чему.

— Иди ты со своими советами, — Михаил оттолкнул его и, спустившись с крыльца, закурил очередную сигарету.

Леонид вздохнул и проследовал за женщиной. Он нашёл её на втором этаже, в комнате, о назначении которой гадать не приходилось: неаккуратно приклеенные к стенам и шкафу плакаты с изображениями кумиров молодёжи, разбросанные игрушки (сплошь яркие китайские машинки), заправленная в качестве огромного одолжения (и всё равно небрежно) кровать, маленький телевизор с подключённой к нему игровой приставкой. Сутурин поблагодарил судьбу, что сегодня не выходной, и потому самого подростка здесь не было.

На столе, заваленном тетрадями и учебниками, примостилась клетка. Приблизившись, Леонид увидел неподвижно сидящего внутри хомячка — серого, окружённого выпавшей бело-рыжей шерстью. Тускло поблескивающие глазки лишь на мгновение переместились на человека.

— Что думаешь? — спросил Сутурин у женщины.

— Обрати внимание, как он спокоен. Обычно такие грызуны очень суетливые, игривые, всё время принюхиваются, а этот застыл, как статуя.

— Я слышал, что они больше активны по ночам.

— Верно. Но и днём настолько заторможенными я их никогда не видела.

— Был бы у нас другой, не заражённый хомяк, наверняка этот бы отреагировал.

— А ещё вода, — продолжала Татьяна. — Чашка полная. Думаю, мальчик наполнил её перед уходом в школу. По идее, зверёк должен был с тех пор много выпить, а он к ней, похоже, и не притронулся.

— И к еде тоже, — Сутурин указал на кусочки овощей и семена. — Хотя голодным он не кажется.

— Я хочу кое-что попробовать, — сказала женщина и, не дожидаясь реакции Леонида, открыла дверцу клетки.

— Ты чего? — воскликнул он.

— Тихо! — шикнула Татьяна и протянула руку в перчатке к хомяку.

Тот не реагировал. И когда она осторожно взяла его, не сопротивлялся.

Женщина вытащила зверька наружу и усадила на одну из тетрадей. Потом подняла — никаких следов на бумаге не осталось.

— Эта серая дрянь и вправду не пачкается, — кивнул Леонид. — Я ведь упоминал об этом.

— А теперь мы окончательно убедились. Гляди, он совсем безразличный, — сказала Татьяна и ткнула хомяка пальцем в бок. Грызун завалился набок и с несвойственной ему медлительностью поднялся, приняв ту же позу.

— Окоченение есть?

— Вроде нет. Излишней податливости, впрочем, тоже.

— Понимаю, о чём ты, — произнёс Сутурин, вспомнив, каким безвольным стало тело его кота сразу после смерти. Мужчина решил, что, пожалуй, его любимец вовремя скончался, избежав куда менее завидной судьбы, как у этого грызуна.

— Не могу я в этих перчатках, — заявила женщина и, сняв их, коснулась тельца зверька, комментируя свои ощущения: — Кожа на ощупь кажется слегка жирной, но к пальцам ничего не пристаёт. Похоже, изменился не только цвет — она более грубая. И холодная, не выше комнатной температуры.

Она поднесла грызуна как можно ближе к лицу, услышав нервный вздох Леонида.

— И этот ничем не пахнет. И вроде не дышит вовсе… А интересно…

Татьяна зажала кожу зверька между ногтями и сдавила, приготовившись к ответной реакции — которой так и не последовало.

— Итак, боли эти существа не чувствуют, — подвела итог женщина.

— Надеюсь, мы не будем выяснять, до какой степени? — спросил Сутурин.

— Это ни к чему. Конечно, мы узнали немного. Вот сделать бы вскрытие…

— О, ну нет! — воспротивился мужчина.

— Расслабься — у меня нет ни инструментов, ни желания.

Татьяна посадила хомяка обратно в клетку и заперла её.

— Сдаётся мне, по нему нельзя судить обо всех существах, — сказала она. — Не замечала, чтобы другие просто сидели, как он.