Стивен Кинг - Армагеддон

Стью: «Фрэн…»

Фрэн: «Нет уж, я скажу. Неужели вы действительно хотите превратить этого милого мальчика в смертника? Неужели вы не понимаете, что мы начинаем все старое дерьмо сначала? Что мы будем делать, если они убьют его, Ник? Что мы будем делать, если они убьют их всех? Выращивать новые вирусы? Улучшенную версию Капитана Шустрика?»

Наступила пауза, во время которой Ник писал ответ.

Ник (читает Ральф): «То, что сказала Фрэн, на меня очень глубоко подействовало, но я по-прежнему настаиваю на этой кандидатуре. Я не чувствую никакой радости по поводу того, что мы пошлем Тома туда, где он может быть подвергнут пыткам и убит. Но я хочу указать на то, что он сделает это ради МатушкиАбагейл и ее идей , а не ради нас. Я уверен в том, что мы должны использовать все находящиеся в нашем распоряжении средства, чтобы предотвратить угрозу с запада. Он распинает людей. Я знаю это из моих снов. Я знаю и то, что некоторым из вас также снился этот сон. Он снился и самой Матушке Абагейл. И я знаю, что Флегг — это зло. Если кто и разработает новую разновидность Капитана Шустрика, так это он — чтобы применить ее против нас. Мы должны остановить его, пока это еще в наших силах».

Фрэн: «Все это правда, Ник. С этим я не могу спорить. Я знаю, что он несет с собой зло. Но мы пытаемся остановить его с помощью его же средств. Я буду голосовать против. Если уж нам придется посылать людей на запад, то давайте по крайней мере посылать тех, кто понимает, на что идет».

Стью: «Кто-нибудь еще хочет высказаться?»

Глен: «Давайте голосовать, Стью».

Стью: «Хорошо, пойдем по кругу. Я голосую за».

Фрэн: «Против».

Стью: «Глен?»

Глен: «За».

Стью: «Сью?»

Сью: «Против».

Стью: «Ник?»

Ник: «За».

Стью: «Ральф?»

Ральф: «Ну, мне эта идея не особенно нравится, но раз Ник ее поддерживает, то я голосую «за».

Стью: «Ларри?»

Ларри: «За».

Стью: «Предложение принимается пятью голосами против двух».

Фрэн: «Стью?»

Стью: «Да?»

Фрэн: «Я хочу переголосовать. Раз уж мы действительно пошлем Тома туда, то лучше сделать это всем вместе. Извини, что я подняла такой переполох, Ник. Фрэнни голосует «за».

Сью: «Тогда я тоже. Единым фронтом».

Стью: «Повторное голосование единогласно. Вот платок, Фрэн. И я хочу, чтобы в стенограмме было зафиксировано, что я люблю тебя».

Ларри: «На этой ноте нам следует разойтись».

Сью: «Поддерживаю».

Принято единогласно.

— Ты идешь спать, Стью?

— Да. Уже поздно?

— Почти полночь.

Стью вошел в комнату с балкона. На нем были надеты одни белые шорты. Фрэнни в очередной раз удивилась уверенной глубине того чувства, которое она к нему испытывала.

— Думаешь о собрании?

— Да, думал. — Он налил себе стакан воды из графина на ночном столике и сморщился от пресного, кипяченого привкуса. — Ты права, Фрэнни. Это грязное дело — посылать шпионов. Единственная неувязка в том, что Ник тоже прав. Что делать в такой ситуации?

— Проголосовать, как велит тебе совесть, и спать спокойно.

Она протянула руку к керосиновой лампе.

— Гасить свет?

— Да. Она погасила лампу, и он скользнул рядом с ней под одеяло. — Спокойной ночи, Фрэнни, — сказал он. — Я люблю тебя.

Она лежала, глядя в потолок. Она уже примирилась с их решением насчет Тома Каллена… но грязный шоколадный отпечаток никак не шел у нее из головы.

У КАЖДОЙ СОБАКИ ЕСТЬ СВОЙ ДЕНЬ, ФРЭН.

Может быть, надо сказать Стью прямо сейчас, — подумала она. Но ведь это ее трудности. Она просто должна подождать… понаблюдать… и посмотреть, не случиться ли чего.

Заснула она не скоро.

49 Рано утром матушка Абагейл лежала в постели без сна. Она пыталась молиться.

Она поднялась, не зажигая лампу, и встала на колени в своей белой хлопчатобумажной ночной рубашке. Она прижалась лбом к Библии, которая была открыта на Деяниях Апостолов. Обращение непреклонного старого Савла на Дамасской дороге. Он был ослеплен светом, и пелена спала с его глаз. Деяния Апостолов были последней книгой в Библии, в которой доктрина подкреплялась чудесами, а что такое чудо, как не рука Бога в действии?

И ее глаза были закрыты пеленой. Суждено ли этой пелене когда-нибудь упасть?

— Укажи на мой грех. Господь. Я пребываю в неведении. Я знаю, что не обратила внимания на что-то, что должна была увидеть. Я не могу спать, не могу испражняться, и я не ощущаю Тебя, мой Господь. Я чувствую себя так, словно молюсь по испорченному телефону, а сейчас неподходящее время для таких чувств. Чем я оскорбила Тебя? Я слушаю, Господи. Я внимаю голосу моего сердца.

И она действительно слушала. Она закрыла глаза ладонями, склонилась еще ниже и попыталась очистить свое сознание. Но там все было темно.

«Прошу Тебя, господи, прошу Тебя…»

Но перед ее внутренним взором возникала лишь одинокая грязная дорога в море кукурузы. На ней была женщина с торбой, в которой лежали только что убитые куры. Появились ласки. Они бросались вперед и вцеплялись зубами в мешок. Они чувствовали запах крови, старой крови греха и свежей крови жертвы. Она слышала, как старая женщина возносит свои молитвы Господу, но голос ее был слабым и жалким, капризный голос, который не молил смиренно о том, чтобы исполнилась воля Бога, какое бы ей ни было отведено место в его планах, а требовал, чтобы Бог спас ее и она смогла бы закончить работу… свою работу… словно она знала, чего хочет Бог, и могла требовать подчинения Его воли своей. Ласки становились все смелей и смелей. В торбе появились большие дыры. А когда они съедят кур, им этого покажется мало, и они примутся за нее. Да. Так они и сделают…

А потом ласки разбежались в разные стороны, не доев свою добычу, и она подумала, в ликовании: «Бог все-таки спас меня! Да возвеличится Имя Его! Бог спас свою преданную и верную слугу.»

«Не Бог, старуха. Я.»

Она обернулась, и на обочине, выйдя из кукурузы, словно серебристое привидение, стоял огромный горный волк, и челюсти его раскрылись в сардонической ухмылке, а глаза его горели. Вокруг его толстой шеи был побитый серебристый воротник, и с него свисал маленький кусочек черного янтаря… а в центре его была крошечная красная щель, похожая на глаз. Или на ключ.

«Я приду за тобой, Матушка. Не сейчас, но очень скоро. Мы затравим вас, как собаки травят оленей. Я — все, что ты обо мне думаешь, но я больше этого. Я волшебник. Я человек, который разговаривает с будущим. Твои люди знают меня лучше, чем ты, Матушка. Они называют меня Джоном Завоевателем.»

«Уходи! Оставь меня во имя Всемогущего Господа!»

Но как она была испугана! Не за людей, окружавших ее, которых во сне символизировали куры в торбе, но за саму себя. Она боялась за свою душу.

«Твой Бог не имеет надо мной никакой силы, Матушка. Он слишком слаб.»