Говард Лавкрафт - Грибы с Юггота

Над Ленгом, где скалистые вершины
Штурмуют неприступный небосвод,
С приходом ночи зарево встает,
Вселяя ужас в жителей долины.
Легенда намекает на маяк,
Где в скорбном одиночестве тоскует
И с Хаосом о вечности толкует
Последний из Древнейших, миру враг.
Лицо его закрыто желтой маской,
Чьи шелковые складки выдают
Черты столь фантастичные, что люд
Издревле говорит о них с опаской —
Веками поминая смельчака,
Который не вернулся с маяка!

Есть ряд вещей, рождающих во мне
Такое чувство, будто бы вот-вот
Одно из тех чудес произойдет,
Какие происходят лишь во сне.
Нагрянет ли незваное извне,
Иль сам я попаду в круговорот
Безумных авантюр, пиров, охот
В еще не существующей стране?
Среди таких вещей — холмы, зарницы,
Глухие села, шпили городов,
Закаты, южный ветер, шум садов,
Морской прибой, старинных книг страницы.
В их дивных чарах — жизни оправданье,
Но кто прочтет их тайное посланье?

Один раз в год над морем раздается
Призывный клич и гомон птичьих стай,
По осени спешащих в дальний край,
Откуда их пернатый род ведется.
Узнав о нем из грез, они томятся
По рощам, где над лентами аллей
Сплелись густые ветви тополей,
Где все усыпал яркий цвет акаций.
Они спешат с надеждой, что вот-вот
Покажется высоких башен ряд,
Но, видя впереди лишь версты вод,
Из года в год ни с чем летят назад...
И купола в хрустальной глубине
Веками ждут и видят их во сне.

Меня не привлекает новизна —
Ведь я родился в старом городке,
Где видел из окна, как вдалеке
Колдует пристань, призраков полна.
Затейливые шпили золоты
От зарева закатного костра,
На крышах — с позолотой флюгера:
Вот истинный исток моей мечты.
Реликвии эпохи суеверий,
Они лишь соблазняют духов зла,
И те несут нам веры без числа
Из всех миров, где им открыты двери.
Они рвут цепи Времени — и я
Встречаю Вечность, их благодаря.

Он гнил, когда был молод Вавилон.
Бог знает сколько эр он продремал
В земле, где наших заступов металл
Из плит его гранитных высек звон.
Там были мостовые, и дворцы,
И статуи, похожие на бред, —
В них предков нам оставили портрет
Неведомых ваятелей резцы.
И вот — мы видим лестничный пролет,
Прорубленный сквозь грубый доломит
И уходящий в бездну, что хранит
Знак Древних и запретных знаний свод.
И мы б наверняка в нее сошли,
Когда б не гром шагов из-под земли!

Телесно оставаясь на Земле,
Чему свидетель — пепельный рассвет,
Душою он скитался меж планет,
Входя в миры, лежащие во зле.
Пока не пробил час, ему везло:
Он видел Йаддит — и не поседел,
Из гурских областей вернулся цел,
Но как-то ночью зовы принесло...
Наутро он проснулся стариком,
И мир ему предстал совсем другим —
Предметы расплывались, словно дым,
Вся жизнь казалась сном и пустяком.
С тех пор он держит ближних за чужих,
Вотще стараясь стать одним из них.

Над крышами и остовами шпилей
Всю ночь поют портовые свистки;
Мотивы их исполнены тоски
По ярости штормов и неге штилей.
Чужие и невнятные друг другу,
Но слитые секретнейшей из сил,
Колдующих за поясом светил,
В поистине космическую фугу.
С их звуками в туманы наших снов
Вторгаются, туманные вдвойне,
Видения и символы Извне,
Послания неведомых миров.
Но вот вопрос — какие корабли
Доносят их до жителей Земли?

Тропа вела меж серых валунов,
Пересекая сумрачный простор,
Где из земли сквозь дыры затхлых нор
Сочился тлен неведомых ручьев.
Могильной тишины не оживлял
Ни ветерок, ни шелест листвяной.
Пейзаж был гол, пока передо мной
Стеной не вырос исполинский вал.
Весь в зарослях густого сорняка,
Он подпирал собою небосвод,
И грандиозный лестничный пролет
Стремился по нему под облака.
Я вскрикнул — и узнал звезду и эру,
Которыми был призван в эту сферу.

Я разглядел ее надменный лик
Сквозь зарево закатного холста.
Она была прозрачна и чиста,
Все ярче разгораясь в каждый миг.
С приходом тьмы ее янтарный свет
Ударил мне в глаза, как никогда.
Воистину, вечерняя звезда
Способна быть навязчивой, как бред!
Она чертила в воздухе сады,
Дворцы и башни, горы и моря
Миров, которым с детства верен я,
Повсюду различая их следы.
В ту ночь я понял, что ее лучом
Издалека привет прислал мой дом.

Предметы старины хранят налет
Неуловимой сущности. Она
Прозрачна, как эфир, но включена
В незыблемый космический расчет.
То символ непрерывности, для нас
Почти непостижимой; тайный код
К тем замкнутым пространствам, где живет
Минувшее, сокрытое от глаз.
Я верю в это, глядя, как закат
Старинных ферм расцвечивает мох
И пробуждает призраки эпох,
Что вовсе не мертвы, а только спят.
Тогда я сознаю, сколь велика
Та Цитадель, чьи кирпичи — века.