Джеймс Герберт - Святыня

Разматывается колдовство,

И завязанное развяжется,

Запутанное распутается,

Изогнутое выпрямится,

И проклятие будет снято.

— Пошли вместе.

Фенн улыбнулся Сью, которая заглядывала в открытую дверь машины, и легонько покачал головой:

— Идите с Беном А потом я вас заберу.

Мальчик вылез с заднего сиденья на тротуар.

Опершись коленом на сиденье, Сью поцеловала Фенна в щеку, нежно обняла его и выпрямилась.

Репортер смотрел, как они идут по длинной дорожке к входу в церковь. Волос Сью коснулось солнце, зазолотив их. Рядом, держа мать за руку, скакал Бен.

Стояло яркое, свежее воскресное утро, в воздухе пахло морем. Церковь современной постройки была проста и элегантна, лишена всяческой тяжеловесности и торжественности, «Привлекательнее, чем та пара церквей, которые я могу припомнить», — мрачно подумал Фенн. На улицах в этой части прибрежного городка было мало народу: несмотря на яркое, солнечное утро, зимний холод давал себя знать и домашний уют покидали лишь те, кому пришлось выгуливать собак, или кому стало слишком одиноко сидеть дома, или отправившиеся на воскресную службу в одну из множества брайтонских церквей и часовен. По противоположной стороне улицы прошел человек с собакой, и Фенн разглядел заголовок в газете, которую тот с жадностью читал.

Там было написано: «Святыня». Фенн отвернулся.

Он устал от всех этих теорий, предположений, отчаянных попыток найти рациональное объяснение происшедшему. В настоящее время излюбленной была версия, будто бы на лужайке сконцентрировалась электромагнитная буря, молнии уничтожили возвышение с алтарем, подожгли и повалили дерево и даже поразили землю, отчего стоявших на ней ударило током. Радиожурналисты и телеоператоры жаловались, что сбой электричества вывел из строя их оборудование. Даже пленка в камерах фоторепортеров оказалась засвеченной, хотя никто не мог объяснить, как электромагнитная буря сумела произвести подобный эффект. Полиция, подвергшаяся строгой критике за неспособность справиться с паникой, вяло оправдывалась, что буря вывела из строя и их системы связи. Электрические удары вызвали в толпе, и без того эмоционально заряженной, массовую истерию, что вылилось в панику. Это было основное, самое глубокомысленное толкование. Остальные были еще более причудливы, но и их полностью не отвергали: якобы Алиса Пэджетт обладала некой аномальной психической силой и, не совладав с ней, нарушила хрупкое природное равновесие, отчего район потрясли подземные сдвиги, что перепугало толпу и опять же вызвало массовую истерию (к сожалению, никакие сейсмографические наблюдения не подтвердили эту гипотезу); якобы некая антирелигиозная организация (возможно, та же самая группа, что ранее убила монсеньера) заложила под место поклонения бомбу. И появлялись все новые объяснения, вызывая еще большую путаницу.

В то черное воскресенье возле святыни собралось более двадцати тысяч паломников, и если случилось чудо, то оно заключалось в том, что в панике погибли всего сто пятьдесят восемь человек. Многих затоптали насмерть сотоварищи-богомольцы; несколько человек скончались от сердечною приступа или апоплексического удара; другие; оказавшиеся, на возвышении у алтаря или рядом с помостом, получили смертельные ожоги, а многие погибли в давке во время бегства с лужайки. И еще очень многие получили серьезные травмы и увечья. Состояние множества присутствовавших там инвалидов критически ухудшилось. Странно, что к тем, кого Алиса исцелила прежде, вернулись их прежние хвори и недуги, как будто смерть девочки отменила все чудеса.

Множество неудачливых богомольцев, в том числе священнослужителей и монахинь, заявляли, что видели, как земля разверзлась. Но все они страдали от нервного расстройства, и даже спустя несколько недель их состояние здоровья характеризовалось в лучшем случае как «нестабильное». Факт оставался фактом, что у сотен, может быть, даже у тысяч свидетелей воспоминания об инциденте совершенно стерлись: все, что они могли вспомнить, это яростную бурю и бегство с лужайки.

В средствах массовой информации было множество домыслов — от дикого стремления к раздуванию сенсаций в так называемой желтой прессе (как будто этот инцидент еще требовалось раздувать) до преднамеренно сдержанных научных и философских точек зрения в более консервативных изданиях. Фенн больше не участвовал в этом представлении. Он уволился из «Курьера» и отказался от предложений национальных информационных агентств. Он даже отказывался отвечать на вопросы, касающиеся событий той ночи. Может быть, когда-нибудь, когда в голове прояснится и нервы успокоятся, он сядет и напишет правдивую книгу о Бенфилдской святыне. Но эту книгу будут продавать как беллетристику — кто же поверит приведенным в ней фактам?

Он улыбнулся, вспомнив звонок взволнованной Нэнси из Штатов. Ее начальство хотело видеть Фенна там, предлагало ему место в «Вашингтон пост»: его просили «назвать свою цену» за полную историю об этом святилищё. Он отклонил предложение, и Нэнси на другом конце провода разразилась пылкой речью. Поняв, «что сейчас что-то будет», и с ужасом вспоминая случившееся с ней в церкви Святого Петра, она одной из первых убежала с лужайки. После того случая американка была так напугана, что при малейшем намеке на какие-либо неприятности спешила прочь. В отличие от большинства охваченных паникой людей она сразу же бросилась в церковный двор, понимая, что все выходы будут забиты, и следовала за человеком, которого приняла за Саутворта, владельца местной гостиницы, но на кладбище потеряла его из виду. Нэнси воспользовалась выходом через церковь и пропустила финал. Вот об этом-то она больше всего и жалела. То есть, конечно, радовалась, что осталась жива, но не могла себе простить, что не увидела столпотворения. Нэнси убеждала, упрашивала, угрожала, но Фенн отказался от сотрудничества. Она все еще злилась, недовольная окончанием разговора, но, прежде чем бросить трубку, успела крикнуть:

— Я люблю тебя, подлеца!

Онемевшими пальцами Фенн потер виски и подумал о тех, кто умер там, на лугу. Толстяка Таккера, местного предпринимателя, нашли лежащим в грязи с посиневшим от сердечного приступа лицом Его главная помощница, женщина, имени которой Фенн не мог вспомнить, лежала сверху, словно стремилась защитить собой его жирное тело от топчущих ног. По иронии судьбы ее мать нашли неподалеку, мертвой: у нее тоже не выдержало сердце. Работодатель и мать умерли одновременно от одной и той же причины — не удивительно, что женщина пребывала в шоке. Жена Таккера, которую тоже нашли поблизости, ничего не помнила, кроме того, что потеряла сознание, пытаясь убежать с лужайки.