Ирина Ангара - Мертвые тоже хотят жить (СИ)

Тогда я была лишь еще одной новенькой, которой не мешало бы помочь, но девчонка сбежала, затерявшись в людском море, а я, Марк, был слишком занят, чтобы гоняться за пигалицей, способной со страху наворотить дел.

Следующая встреча произошла в клубе. Удивление, неприятие, растерянность. Герман по себе знал, какого это жить и внезапно умереть, но никак не ожидал, что казавшаяся безобидной девушка, начнет мстить живым, глупо и мелко напоминая о себе.

В груди колыхнула обида за чужие воспоминания.

Глупо и мелко?

— Тш-ш-ш, — попробовал успокоить голос. — Я был не прав. Ты имела право.

Да, и как оказалось, надо было все же попробовать довести дело до конца, не бояться, извернуться, но добыть доказательства… И глядишь, осталась бы жива.

А между тем воспоминание снова сменилось, и душа не умершей обрела тело. И какое!? Марк был в шоке. Он видел Марию и раньше, но старался держаться от девушки подальше, и не только из-за ее родственника, и из-за маячившего рядом Глеба, которого та обожала, сколько из-за собственных болезненных воспоминаний. Машенька Александрова была точной копией его покойной супруги, веселой, легкомысленной, обожающий подарки южной леди. Тогда нежданно грянула война и он, как сотни других землевладельцев отправился воевать за армию конфедератов. В какой-то степени ему было все равно, за кого сражаться, за уже долгую к тому времени жизнь, он повидал десятки войн и тысячи чужих смертей, но тогда он сражался за свою землю и свою семью, и даже остался жив. Но Мариета де Лакруа была слишком легкомысленной, слишком беспечной и слишком веселой.

Их поместье располагалось далеко от боевых действий, земля не пострадала, но не дом. Летом, тысяча восемьсот шестьдесят пятого года он приехал на его руины, а о его молодой жене напоминала лишь могила, да грубо сколоченный крест. Оставшиеся слуги шептались за спиной, думая что он не замечал, но он все видел и слышал, и все понял.

Его тихая гавань была разбита, а он мог лишь обессилено сжимать кулаки и продолжать жить дальше. И он жил, став еще циничнее, еще жестче, еще принципиальнее.

И вот теперь на него смотрели синие глаза его жены, Манечки Александровой, такой же бестолковой, такой же глупенькой кокетки, вот только через них проглядывали другие — зеленые, испуганные глаза другой девчонки, мечтающей жить.

Образы сменялись образами, на которых была новая я — Мари, совершенно не похожая ни на Мариету, ни на Манюню. Наивная, любопытная, верящая в чудо, пытающаяся играть во взрослую самостоятельную жизнь.

Почему он помог ей? Почему назвал своей?

У Генриха, не было однозначного ответа, просто потому что… Но одна мысль, все же сияла ярче других — чтобы она не стала второй Мариетой, чтобы…

— Хватит!

Мысленно закричав, попыталась вырваться из воспоминаний. Я не хотела это знать. Зачем? Мои замки рушились, а прочный до этого якорь покрывался ржавчиной, крошась от малейший прикосновений.

— Мариша, смотри…

— Нет! Хватит… Я хочу вернуться!

— Мариш?

Голос пытался остановить, но я ничего не хотела слышать и знать. Что он мне может сказать? Что изменил свое мнение и думает по-другому? Что сейчас я не просто напоминание о прошлом и нечто среднее между Манюней и предавшей его супругой?

Бред!

Сколько прошло? Около двух недель? Это ничто… Этого слишком мало для столь кардинальных изменений.

А потому я хотела вернуться. Я устала и просто хотела вернуться.

Метавшаяся в тисках чужих воспоминаний душа вырвалась, а уже в следующую секунду я почувствовала боль возвращения. Тело, оплетенное капельницами и проводами, выгнулось дугой, пальцы сжались в кулаки, цепляясь за сильно натянутые простыни, горло царапала толстая трубка, которую хотелось выплюнуть, но я больше не могла пошевелиться.

— Она пришла в себя.

— Еще разряд?

— Ты идиот? Девочка дышит.

— Прекратить подачу кислорода.

— Мужчина…

— Нет! Я останусь здесь!

— Снотворное?

— Мужчина…

— Не думаю…

Чужие голоса сливались в один непонятный и неприятный гул, они мухами жужжали где-то над ухом, и мне хотелось искренне их прихлопнуть, чтобы остаться наконец одной и подумать…

О чем? О жизни… О главном… О том, в чьем я теле, думать было страшно.

— У нее шок!

— У тебя тоже был бы шок, идиот.

— Мужчина!?

— Я останусь тут, по-моему, я выразился более чем понятливо!

— Надо проверить работу мозга, есть вероятность…

— Проверяйте!

— Сколько она пробыла в воде?

Распахнув глаза, завертела головой, но из-за натянутой на лицо мутной маски, смогла рассмотреть лишь непонятные и громоздкие фигуры в белом.

Больница… ну кто бы сомневался… Это даже не смешно!

— Снимите…

— Рано, есть опасность..

— Снимите с нее это!

— Хватит командовать, гоняйте своих подчиненных…

— Коллега, я думаю, жених пациентки в данном вопросе…

Жених?

Слово вспыхнуло в голове, а я нервно засмеялась. Опять?

— Истерика?

— Снимайте!

Я замерла, когда чужие пальцы коснулись головы и аккуратно сняли маску, а потом заморгала, не понимая, почему и без нее вижу отвратительно плохо.

— Секундочку, — что-то коснулось щеки, а потом аккуратно промокнуло глаза. — Вот так милая, не надо плакать… Посмотри на меня?

Повернув голову на звук, снова моргнула, фокусируя взгляд. теперь я отчетливо видела худощавую женщину лет сорока в узких очках в металлической оправе.

— Прекрасно. Слух есть. Зрение? Моргни, если видишь.

Моргнув, попыталась ответить, но чуть не поперхнулась из-за трубки.

— Тш-ш-ш. Пока не говори. Значит, видишь, молодец. Давай все же проверим реакцию зрачка. Умочка моя…

Женщина посветила фонариком, поохала, а потом, ловко заговаривая мне зубы, вытащила трубку.

— Вот так… А теперь спать.

И я уснула, провалившись в теплые объятия Морфея.

— Привет.

Это было первым, что я услышала стоило только открыть глаза. Обычное слово, сказанное низким, хрипловатым, усталым, до боли знакомым голосом.

— Марк?

Мой ответный хрип тоже не отличался мелодичностью. Сиплые нотки еще никого не украшали.

Повернув голову направо, всмотрелась в грубоватые черты, отметила прикрытые припухшими веками глаза и темную щетину на щеках и подбородке. Красавец.

Интересно, а как выгляжу я?

— Кто я?

Мужчина в недоумении приподнял брови подался вперед.

Сглотнув, уточнила:

— Сейчас. Кто я?

Неужели снова новое тело и новые родственники с обязательствами? Не слишком ли много? Господи… Дай пережить это!

Пальцы, до этого спокойно лежавшие поверх одеяла, сжались и начали нервно теребить ткань.

— Мари, — Марк как-то странно, облегченно выдохнул и, нежно проведя рукой по моему лицу, убрал мешающую прядку волос.