Лев Альтмарк - Хреновый детектив

И ещё одного не пойму: для чего затевался этот спектакль? Не проще ли было шлёпнуть меня, уложить рядом с Мариком — и концы в воду? Ищи потом ветра в поле. Попытка выставить меня убийцей Скворечникова, а, если принять во внимание дурацкое письмо, то и Файнберга, наверняка при более детальном изучении потерпит крах. Не такие уж простофили наши милицейские сыскари, чтобы не разобраться в этом. Когда надо, они могут пахать, как звери.

Но и полагаться на здравый смысл особенно не стоит. Наверняка нужно будет тридцать три раза доказать всем свою непричастность перед тем, как всё прояснится. Это-то меня и не устраивает. Пока есть время, нужно что-то делать самому.

На часах почти семь. После моего посещения офиса прошло уже три часа, и труп Файнберга наверняка обнаружен. Может, и Лена отыскалась. Не дай Б-г, чтобы и её… Скворечникова пока не нашли, но скоро и его кто-нибудь обнаружит. Надеюсь, моей особой пока не интересуются, хотя и это не мешало бы осторожно проверить.

Постанывая от боли в плече, по которому мне здорово врезали ещё в офисе, а потом Костик добавил на стройке, я медленно пошёл по улице, на всякий случай поглядывая по сторонам и держась в тени деревьев. Из телефона-автомата на углу я позвонил сперва домой и выяснил от стариков, что до обеда меня никто не домогался, а потом звонки пошли беспрерывно, но все меня только пытаются найти и никто не говорит зачем. Старикам о своих приключениях я благоразумно рассказывать не стал, но предупредил, что, может быть, задержусь, а если не приду ночевать, значит, срочно укатил в командировку. Иногда я пользовался таким запрещённым приёмом. Чтобы старики не почувствовали неладное и не засыпали меня вопросами, я поскорее повесил трубку.

Второй звонок был в офис. Не знаю, для чего мне это понадобилось, но я понимал, что не успокоюсь, пока не узнаю, что там творится. Трубку тотчас сняли, и чей-то незнакомый голос спросил, кто звонит. Отвечать я не стал, и поскорее нажал на рычаг. В офисе наверняка уже милиция. Очень хотелось, конечно, спросить, где Лена, но засвечиваться пока рановато. Всему своё время.

Третий звонок я сделал Вале. С этой авангардной поэтессой и довольно большой смурнячкой меня связывала какая-то странная давнишняя дружба. Валя была нелюдима и одинока, как могут быть одиноки лишь непризнанные гениальные поэты, шумных компаний на дух не переносила, но меня, при всей моей суматошности, как ни странно, воспринимала нормально. Или, может быть, терпела, раз уж отшить с первого раза не получилось. Поначалу она пыталась увлечь меня своими эзотерическими рифмами, кои я заглатывал их без особого аппетита, предпочитая что-нибудь более традиционное, хотя изысков не отвергал, и уже одним этим приобрёл её симпатию. Иных интересов, которые могли бы нас сблизить, не было, и каждый раз после проведённой у неё ночи я задавал себе риторический вопрос: на кой чёрт мне всё это надо? Не морочил бы я ей голову своими редкими визитами, может, вышла бы она замуж за какого-нибудь мужичка, пописывающего аналогичные стишки, нарожала бы детишек и завязала бы со своим смуром. Вела бы нормальный образ жизни, как остальные… Разум подсказывал одно, но проходило какое-то время, и меня тянуло к Вале снова. Никаких рациональных объяснений этому не было, и я летел к ней, закусив удила, как шестнадцатилетний прыщавый школяр к умудрённой жизнью женщине, наконец-то, соизволившей преподать ему мастер-класс постельных премудростей.

Валю я предупредил, что, может, завалю в гости сегодня вечером, но, если спросят обо мне, ничего никому не говорить. Последнее наверняка лишне, ведь наша связь для всех секрет, однако мало ли что. Многие наверняка про это знали, но ещё никто пока не додумался разыскивать меня когда-нибудь у Вали.

И последний звонок после некоторых колебаний я совершил Толику, своему единственному закадычному другу, который в настоящее время доблестно трудился опером в уголовном розыске. Уж, он-то подскажет, как поступать. При всём его показном гусарстве и неискоренимом мальчишеском стремлении попижониться перед простыми смертными, мужик он, в целом, положительный и подлянки не сделает. Хоть, по долгу службы, и вынужден дудеть в чужую дуду, но совести и порядочности ещё не утратил. На него, признаться, я возлагал самые большие надежды, однако дома его не оказалось. Записной же книжки с его рабочим телефоном у меня, как на грех, с собой не было.

Рассудив, что звонить пока больше некому, я отправился восвояси. Никаких планов в голове не выстраивалось, шарики вращались медленно и со скрипом. Это только в книжных детективах действие разворачивается стремительно, на одном дыхании, и главный герой всегда знает, как поступать. Я, видно, в герои не гожусь, к тому же, очень не хочу попадать в истории со всяческими боевыми единоборствами — тут возможностей у меня куда меньше, чем у плечистых книжных и киношных суперменов. И всяких братков, качающихся в спортзалах. Вон как косточки до сих пор болят… Хреновый, одним словом, из меня детектив.

У газетного ларька я притормозил. Вредного вида старуха в старомодных роговых очках убирала разложенные на прилавке газеты и журналы. На всякий случай прошамкав «закрыто», она недовольно стрельнула по мне взглядом и поскорее убрала коробочку с деньгами.

И тут мне на ум пришла гениальная идея, которая могла бы дать пускай и маленькую, но вполне реальную зацепку для дальнейших поисков. Может, это даже единственный вариант, который пусть и не выведет на непосредственных убийц Файнберга, зато позволит нащупать их вдохновителей. А там — чем чёрт не шутит… Вероятен, конечно, и прокол, но в любом случае это лучше, чем болтаться по городу в ожидании, пока тебя прихлопнут, как комара, какие-нибудь очередные костики.

Необходимо срочно разыскать Лёху Фетисова, журналиста из областной газеты. Уж, из него-то я вытрясу более или менее достоверную информацию о наших местных «православных» и прочих картонных патриотах.

До последнего времени Лёха был вполне приличным человеком и неплохим журналистом, печатавшим материалы на морально-бытовые темы и репортажи из зала суда, слыл довольно прогрессивным и неглупым газетчиком. Знакомы мы с ним были с детства по литературному кружку в Доме пионеров. Писал он поначалу тяжеловато, потом пообтесался в заводской многотиражке, а после заочного факультета журналистики перешёл в областную газету, где и работает по сей день. Особо близкими друзьями мы так и не стали, лишь здоровались при встрече, но после того, как года полтора назад Лёха по корреспондентским делам побывал на каком-то из многочисленных сборищ патриотов, заразился вирусом юдофобии и стал строчить статьи о поруганной России и разграбивших её инородцах. Отношения после этого между нами испортились окончательно. Правда, я для чего-то пытался пару раз вызвать его на разговор по душам, но каждый раз он категорически отказывался, считая, вероятно, что порочить свою кристально-чистую репутацию связями со мной ему не пристало. Может, от водки со мной он и не отказался бы, то тут уже мне не хотелось выпивать с ним за компанию. Однажды он даже выдал в газете фельетон о некоем хитреце с крючковатым носом, посулившим ему за молчание по национальному вопросу довольно крупную сумму в презренных долларах, на что он, естественно, ответил мужественным отказом, невзирая на собственные жилищные и финансовые проблемы. Вот каким гадким человечком оказался Лёха Фетисов, мой бывший собрат по литкружку.