Оксана Алексеева - Я и мой воображаемый недруг

Я, не сводя глаз с белого пятна, которое будто вытягивалось по вертикали, покачала головой:

— Я не верю.

— В смысле? — пятно явно озадачилось.

— Я не верю в то, что ты — призрак. Я верю в то, что сошла с ума.

Теперь в белой тени можно было четко увидеть, где ноги, а где голова, которая теперь склонилась.

— Ну ёхарный бабай… Маш, чего мне только стоило притащить назад свой телефон! А ты вот так, да? Такой банальной херней все себе и объяснишь? И как же мне тебя убедить? А мне очень важно убедить… потому что я не хочу обратно… в туман.

Возможно, я даже могла разглядеть, как тень недовольно сводит брови. Но это уж точно игры воображения!

— Я не знаю, как. А ты… ты собираешься теперь быть тут?

Белесая голова вскинулась:

— Прости, но за это время я многое успел обдумать. Я не встретил никого из своих сотоварищей по кончине, а значит, что, скорее всего, они куда-то уходят. Но я остался — не знаю, зачем и почему. И я буду тут, пока не отвечу на этот вопрос. Или всегда. Но я больше не могу быть совсем один.

Я молчала, не зная, что ответить. Какие слова подобрать в утешение парню, который уже три месяца лежит под землей? Он продолжил сам:

— Возможно, с тобой я научусь быть… более отчетливым. И тогда другие люди… Артем… Артем уж точно от меня не отвернется!

Артем для начала обосрется — может, и в переносном смысле — как я вчера, а потом примет — как я сегодня. При условии, что призраки все-таки существуют!

— А может, я этот… гребаный медиум? — предположила я. — И никто больше не сможет тебя увидеть?

Он ответил задумчиво — профиль теперь был очерчен так ясно, хоть рисуй. Возможно, что он и прав — чем больше я верю, тем больше в нем силы.

— Может, и гребаный медиум… Но хлопал я не тобой, а дверцей от шкафа… В любом случае, мы сможем это проверить только потом.

Я смирилась со всем, что в мою голову просто не помещалась. Смирилась и кивнула.

— Но почему ты… не можешь уйти? Какие-то незаконченные дела? — меня озарила догадка, что я аж вскочила на ноги. — Тебя убили?!

— Не-е-ет! — он отмахнулся теперь уже почти настоящей рукой. — Я жил, как идиот, и умер, как идиот.

Наверное, я пришла в полный порядок, раз смогла неловко улыбнуться.

— Арендную плату делим пополам? — ого, у меня даже получилось произнести это с издевкой!

— Ага, щас, — он ответил тем же тоном. — В общем, пока сожительствуем, а как только что-то изменится — я свалю и сможешь вздохнуть спокойно!

Теперь мне его повелительный тон уже не нравился:

— А если я откажусь? Как-то мне не улыбается идея жить с тобой… мы ведь даже друзьями не были!

— Потапова, — белый силуэт — уже не тень — приблизился. — А как ты меня выгонишь, а? Я ж тебя заебу хлопающими дверцами!

— Вот же… — я опешила, но попыталась вернуться в дипломатическое русло. — Тогда обговорим правила! Например, не пугай меня! И, естественно, никаких подглядываний… когда переодеваюсь или в ванной…

Он вполне себе натурально фыркнул:

— Я тут не первый день чалюсь, родная! И уже такого насмотрелся, что мне захотелось повторно сдохнуть!

— Чего?! — я вытаращила глаза, представляя, как сижу на унитазе, а он… стоит рядом и лыбится.

— Ладно, Маш, ты нервная какая-то… Я пойду, соседей обойду. Кажется, радиус увеличился…

— Какой еще радиус?! — я спросила это уже у стены, в которой он и растворился.

Если я сошла с ума, то это какое-то совсем невеселое сумасшествие! А если все произошедшее было на самом деле — так вообще грусть-тоска. Кажется, я не боюсь призраков. Кажется, я боюсь только психушки.

Я проснулась, услышав тихий скрежет — знакомый звук, который издавал телефончик покойничка. Значит, феерия продолжается и сегодня… Я не спешила открывать глаза, потому что знала наверняка, что мои надежды на то, что вчерашнее было только сном, уже не оправдались. Не стала вздрагивать и вскрикивать, чтобы лишний раз своего «соседа» не веселить. Но он, очевидно, понял, что я уже не сплю, запричитав противным монотонным голосом:

— Открой глазки. Открой глазоньки. Открой глаза, я сказал, открой глаза-а-а. Вставай. Вставай немедленно. Ну вставай же…

Я не выдержала и открыла рот, вместо глаз:

— Мне интересно, ты всегда был таким эгоцентричным мудаком?

— Я умер, дорогуша! — возмутился голос. — Вот как меняет человека такой, казалось бы, пустяк!

— То есть всегда, — сделала я очевидный вывод и решила встретиться с реальностью воочию.

И на этот раз вздрогнула. Сергей, развалившийся в моих ногах, но при этом совсем неощущаемый, был практически настоящим Сергеем — трехмерное цветное изображение, лишь слегка просвечивающее! Я от неожиданности села и попыталась его тронуть — рука легко прошла сквозь эту голограмму.

— Ну ни фига ж себе… — восхитилась я. — Ты прямо уже совсем реальный! На тебе та же одежда, в которой ты был…

Он осмотрел себя и просто пожал плечами:

— Знаю. Хорошо хоть, не голый!

Я продолжала водить рукой внутри его тела, разглядывая собственные мутные пальцы, будто погруженные в окрашенную жидкость.

— Хорошо хоть, что не лепешкой — как ты умер… Это выглядело бы… неприятно.

— Ага. Говорю же — я тем реальнее, чем больше ты в меня веришь!

Я вынула из него руку и снова откинулась на подушку.

— Давай рассуждать логически, — обратилась, скорее, к самой себе. — Ты — нематериален. Но я слышу твой голос — а звук создается вибрацией материи, следовательно, нематериальный объект не может создавать звук. У тебя же даже голосовых связок нет!

— У типя дазе гялясявих связак неть! — передразнил он, а потом заговорил нормальным голосом: — Ты че, Потапова, такая непроходимая, а? Может, это материя — просто какая-нибудь другая? Неизвестная современной науке! Или мой голос создается твоим сознанием как проекция нематериального посыла?

— Это просто охереть, какое логическое объяснение… — вынуждена была я смириться, поскольку никаких других идей, кроме собственного сумасшествия, не обнаружилось. — Ладно, рассказывай, проекция, где был, чего делал.

Он заметно оживился:

— В общем, меня никто, кроме тебя, не видит и не слышит. Может, ты и правда, гребаный медиум, или их мозг не способен спроецировать непонятное. Я и орал, и скакал прямо перед носом, чего только не делал — ваще никакой реакции! Но предметы двигать получается все лучше! С утреца табуретку у бабульки с пятого перевернул — она охнула, но меня так и не увидела…

— Противная бабулька, — решила вставить и я свое мнение.

— Не спорю. В общем, силушки богатырской во мне все больше, но для остальных людей я… И в зеркале не отражаюсь! Как самый крутецкий вампир, — он вздохнул.

И почему я не удивлена, что его расстраивает невозможность наслаждаться своей отраженной внешностью? Он и при жизни был довольно самовлюбленным, чего уж там.