Михаил Ахманов - ЛУНА КТУЛХУ

— Век воли не видать! Век воли не видать! — выкрикивал несчастный, в то время как руки и ноги его скребли по жесткой земле.

Второй был не в силах придти на помощь своему товарищу. Осев на землю, он пребывал в полной неподвижности. Лицо его с полуоткрытым ртом и выпученными глазами напоминало изваяние, которые встречаются иногда в глухих местах, не посещаемых даже местными жителями.

Но, вдохнув дым болотного мха, который радует глаз легковерных путешественников крохотными белыми цветочками, оба успокоились и вскоре принялись вместе с остальными раскачиваться под звук барабана, повторяя фразу про мертвого бога, готового восстать из своего подводного города.

… Все равно, они не обойдутся без меня! — злорадно думал жрец-колдун, старательно кружа и заметая следы. — Только я могу обращаться с поющей трубой, без меня она не издаст ни звука. И священный текст эти пришлые произносят из рук вон плохо. Растягивать слова нужно совсем не так и спешат, будто на пожар. Никакого толка от этих нынешних!

Бывший сотрудник одного военного ведомства, солидный мужчина, давно вышедший из юношеских лет, пребывал в несвойственном ему состоянии воодушевления и небывалого морального подъема. Нет, дело было вовсе не в появившейся на его горизонте симпатичной гражданке и не в многообещающем звонке с недавнего места работы. Все оказалось гораздо загадочнее. Если бы еще недавно кто-нибудь предположил, что с ним, убежденным материалистом, может произойти нечто подобное, шутник был бы послан по-мужски кратко и конкретно.

Но тем не менее… Сперва ему казалось, что осталось несделанным что-то исключительно важное, вот только он отчего-то забыл, что именно. Перерыв все имеющиеся блокноты, он не нашел ничего достаточно важного без плюсика, означающего «исполнено».

Внутри как будто загорелась тревожная красная лампочка. Где-то и какого-то числа он обязательно должен быть… Это не заседание и не встреча со значительным лицом. Что же в таком случае? Может быть, семейное?

Но отношения с родственниками давно сведены к минимуму, поэтому о свадьбе или похоронах он бы непременно помнил.

С течением времени беспокойство нарастало, как будто приближалось нечто грандиозное, почти нереальное, вроде одновременной смены всего руководящего состава или… Нет, о таком он не позволял себе высказываться даже мысленно.

И все же что-то упорно не давало покоя. Василию Сергеевичу начало временами казаться, что статуэтка, без которой он ходил теперь разве что в уборную, раскалилась и готова прожечь в кармане порядочную дыру.

Режим дня, который тщательно соблюдался на протяжении почти сорока лет, трещал по всем швам. С наступлением темноты возникала непонятная бодрость, будто он провел день, валяясь на диване. Не помогали ни длительные пешие прогулки, ни колка дров для камина, ни даже импортные таблетки. Более того, бродя по берегу озера, Василий Сергеевич неожиданно ощутил сильнейшее желание идти прямо, в чахлый лесочек, через болота и дальше вперед, не сворачивая. Он уже начал всерьез беспокоиться, как вдруг настроение изменилось так же неожиданно, как и возникло.

Во время вынужденных ночных бдений он пытался писать мемуары, читать, смотреть передачи ночного канала, даже слушать музыку по почти антикварному радиоприемнику. Внутренний зуд даже и не думал утихать. Удивившись этому обстоятельству вслух, Василий Сергеевич обратился к своему единственному собеседнику за последнее время.

— Это что же получается, даже на пенсии человеку не отдохнуть! Судами не достали, так теперь мозги просвечивают. Ну, я им этого так не спущу, я позвоню самому…

Не докончив фразы, он внезапно замолк. С каменным изделием неведомых мастеров не происходило ровным счетом ничего. Оно не ожило, не увеличилось в размерах, даже не начало фосфоресцировать, как это обычно происходит в фантастических фильмах. И, тем не менее, бывший сотрудник военного ведомства понял, что предстоящее мероприятие напрямую связано со статуэткой. О месте и времени проведения ему сообщат.

Уговорив одну за другой несколько бутылок рябиновой настойки, собратья по кисти принялись за коньяк «Семь звездочек». Сперва как водится, вспоминали студенческую молодость, затем речь пошла о свободе творчества и самовыражения. Хозяин дома доказывал, что даже в застойные годы можно было самовыражаться сколько душе угодно. Разумеется, не выходя за определенные рамки. Ишкевич и Перинный дружно вспоминали о худсоветах и разносах за идеологическую, а точнее, безыдейную направленность.

— Ты просто всегда умел хорошо устроиться —неожиданно для себя произнес Валерий-отец. —Твои караси с брусникой даже при культе личности бы прокатили. Чисто, гладко и придраться не к чему.

— Молчал бы со своими олигархами — вспылил Курилов, едва не рассыпав пепельницу. — Да у вас с тех самых времен семейный подряд. Не искусство, а конвейерное производство.

— Сейчас я встану и дам тебе по морде — вяло прокомментировал представитель династии парадных портретистов, делая попытки подняться. Но сила земного тяготения, умноженная на количество выпитого, упорно не давали ему осуществить эту затею.

— Все, брек! Ну, правда, харе ругаться. Миритесь и давайте выпьем за это! — спешно вмешался Ишкевич.

— А чего он… — хором промычали спорщики.

— Старики, у меня родилась гениальная идея!

— Перинный вскочил на ноги, в восторге потрясая вилкой с нанизанным на нее соленым грибом.

— Вместо того, чтобы чистить друг другу фейсы, давайте решим проблему мирным путем. Устроим вечер набросков как в добрые старые времена.

— А кого рисовать? Не друг друга же! Модели еще вчера свалили.

— Ну, может тогда…. Бутыль из-под настойки, а рядом поставим…

— Нет уж, натюрмортами еще в академии наелись!

— И не пейзажи: хватит на сегодня бога Перуна во всех его проявлениях!

— Давайте что-нибудь нетипичное для всех, что-нибудь такое…

— Соседского барбоса у будки! А что: жизненно, а какая выразительность, особенно при виде кошки.

— Господа художники, предлагаю выйти проветриться и совместно поискать сюжет для наших будущих шедевров.

…Модель нашлась, едва они вышли на улицу.

Собственно, улицы никакой не было. Когда-то здесь располагался финский хутор со всеми полагающимися хозяйственными постройками, которые пришли к логическому финалу, превратившись в дрова для камина. Курилов особенно ценил отсутствие соседей как факт, положительно сказывающийся на творческом процессе. До ближайшего населенного пункта добрых двадцать минут пешком. Никаких назойливых посетителей, никаких случайных гостей, от которых в мастерской в городе просто житья не было.