Джон Берк - Театр доктора Страха

Все-таки хорошо вновь оказаться дома.

Он уже вынимал ключи, когда Энн вдруг сказала:

– Билл… посмотри.

Он глянул, куда она показывала. По стене, рядом с окном, вился странный сорняк. Таких растений Билл никогда раньше не видел. Когда они уезжали, ничего похожего у них в саду не было.

– Должно быть, этот сорняк вырос, пока мы веселились на взморье, сказал он.

– Надо его уничтожить, а то он задушит наши летуньи.

Билл ухмыльнулся:

– Не успел в дом войти, как уже заставляют работать.

Энн поцеловала его. Нельзя сказать, что ему это не понравилось. Он отпер дверь. Кэрол и Расти вбежали первыми, и не успел он еще вынуть ключ, как Кэрол была уже наверху: она торопилась проверить, на месте ли ее кукольный домик и не зарос ли он сорняками тоже. Расти ворвался в кухню и принялся шумно, по-хозяйски, гонять по полу свою миску.

– Как хорошо дома, – довольно произнес Билл. Такие фразы говорят все, а он действительно чувствовал это и знал, что Энн ощущает то же самое.

Они распаковали вещи и побросали грязную одежду в бельевую корзину. Энн принялась развешивать свои платья. Билл обнаружил, что его брюки нуждаются в горячем утюге. Каждые пять минут они с Энн бросали все свои занятия и бежали усмирять Кэрол и Расти, которые время от времени находили свои спрятанные перед отъездом сокровища, что сопровождалось невероятным шумом и суматохой. На пол сыпалось неимоверное количество песка, хотя, уезжая из гостиницы, они всячески пытались от него избавиться. Хлеб, который Энн захватила с собой на случай, если миссис Дженкинс забудет доставить свежую буханку к их возвращению, непонятным образом пропитался лосьоном после бритья и превратился в кашу; так что было очень кстати, что миссис Дженкинс не забыла.

Билл вспомнил о странном растении только на следующий день, когда вышел из дома, чтобы кое-что взять из багажника автомобиля. Взгляд его упал на лозу, и, подойдя поближе, он с удивлением обнаружил, что она заметно подросла.

Билл мог поклясться, что вчера она не доставала до оконной рамы.

Он сходил в гараж за мотыгой и вернулся.

Растение действительно было необычным: лоснящиеся листья, непривычно гладкие, на ощупь напоминали холодную лягушачью кожицу. Стебель свободно, без всякой поддержки, поднимался по стене, изящно извиваясь и выбрасывая сочные побеги. Две недели назад его и в помине не было. Теперь этот сорняк пышно разросся.

Пожалуй, прикинул Билл, разделаться с ним удастся без особых хлопот: пара ударов – и стебель рухнет. А корень он выкорчует. Если же прорастут еще какие-нибудь новые побеги, он будет уничтожать их, не дожидаясь, пока они оплетут весь дом.

Примерившись, Билл хорошенько замахнулся и рубанул у основания стебля. Откуда-то из стены раздался пронзительный вопль. От неожиданности Билл отшатнулся и замер, разинув рот.

Жуткий звук стих. Билл поискал глазами в небе след от самолета, но ничего не нашел. Впрочем, иного он и не ждал: звук шел откуда-то снизу и был более пронзительным, чем вой реактивного двигателя.

Билл опять поднял мотыгу. Собравшись с духом, он обрушил ее на самую толстую часть лозы.

Снова раздался отчаянный крик. На этот раз сомнений не оставалось? кричало само растение.

На гладком стебле не было даже царапины.

– Дорогой, в чем дело?

Рядом с ним стояла Энн. Во взгляде ее читалась тревога.

– Я не знаю.

– Мне показалось, ты…

– Не я.– Билл не дал ей договорить. – Вопил этот сорняк – если это вообще сорняк. Как будто от боли. И мотыга его не берет. – Он ненадолго задумался. – Принеси-ка мне секатор, будь так добра.

Через минуту Энн вернулась с секатором. Выбрав место, где лоза была потоньше, Билл развел лезвия и сильно сжал ручки секатора. Никакого результата. Стебель как будто был из железа, он гнулся, застревая между лезвиями. Билл напрягся – внезапно секатор выскользнул у него из рук. Острые концы вонзились Биллу в ногу. На брючине появилась широкая прореха, из нее потекла кровь.

– О Боже, милый!

Энн присела на корточки, чтобы осмотреть рану. Поверх ее склоненной головы Билл пристально смотрел на странное растение, обосновавшееся у них в саду. Он мог поклясться, что секатор упал не сам по себе – его выбила из рук Билла лоза. Это казалось невероятным, но именно так и было.

Завтра ему предстоит явиться в офис. Вернуться к заведенному порядку: каждое утро уезжать в Окружной Комитет по Образованию, расположенный в шести милях отсюда, и оставлять жену и дочку одних.

Раньше это не вызывало у него беспокойства. До сих пор ему и в голову не приходило, что в его отсутствие с Энн или Кэрол может что-нибудь произойти. Но сейчас он внезапно перепугался.

Напрасно Билл твердил себе, что растение не может никому причинить вреда, что враждебность, исходящая от него, – всего лишь плод воображения, что жене и дочке по-прежнему ничего не грозит… Он понимал, что все равно не сможет спокойно работать, раз в душе появилась хоть тень сомнения в безопасности его близких.

Следовало срочно что-то предпринять. Билл знал человека, который согласится ему помочь. Но понадобятся образцы.

– Пошли в дом, – велела Энн. – Я промою тебе рану.

– Иди. Я буду через минуту.

Дождавшись, когда она скроется из виду, Билл вновь вооружился секатором. Осторожно приблизился к растению. Оно выглядело вполне безобидно.

Выбрав отростки потоньше, он приготовился отсечь их, но почему-то медлил. По совести говоря, он трусил и вообще чувствовал себя прескверно: ему казалось, что он собирается отрезать человеческие пальцы.

Чушь! Билл решительно щелкнул лезвиями секатора. Растение как будто слегка вздрогнуло, хотя, возможно, это ему опять померещилось. Отрезанные побеги упали на землю. Жалкие и совсем не опасные, они ничем особенно не отличались.

Исследовательская лаборатория Министерства сельского хозяйства находилась на другом конце Брэдли. Биллу приходилось наведываться туда не слишком часто, но все же достаточно, чтобы между ним и сотрудниками установились непринужденные, ни к чему не обязывающие приятельские отношения. Пару раз он помог доктору Хопкинсу, главе лаборатории, разрешить кое-какие административные проблемы и однажды по его просьбе принял участие в судьбе какого-то невероятно талантливого выпускника местной школы. Теперь настал черед Хопкинса оказать любезность Биллу.

Хопкинс выделялся среди других сотрудников лаборатории лысиной, кротким взглядом больших карих глаз и легким заиканием, причиной которого была чрезвычайная рассеянность. Когда он разговаривал с кем-нибудь, всегда казалось, что мысли его витают где-то далеко: мозг Хопкинса постоянно был занят решением интереснейших научных проблем. По причине все той же рассеянности ученый без конца ходил с незажженной трубкой в зубах: набив ее, он отвлекался на что-нибудь и, как правило, забывал ее раскурить.