Джон Берк - Театр доктора Страха

– Великий художник собственной персоной, – насмешливо протянул он.

– Меня удивляет регулярность, с которой вы посещаете мои выставки, хотя мои работы вас только раздражают.

– Долг, дорогой мой мистер Лэндор, долг критика. Моя газета платит мне, чтобы я ходил на выставки, и я вынужден это делать, независимо от того, гений художник или… шарлатан.

– Вы чувствуете себя вправе судить?

На секунду Фрэнклин остолбенеют, но тут же вновь расслабился. Итак, Лэндор пытается задеть его. К несчастью, он не понимает, что имеет дело с профессионалом. Помолчав, Фрэнклин холодно сказал:

– Не думаю, чтобы у кого-нибудь был повод усомниться в моей репутации компетентного критика.

– В таком случае, почему вы ни разу не посоветовали мне, как избавиться от недостатков в моей работе?

Фрэнклин взглянул на замершие в ожидании лица. Что ж, он отплатит Лэндору той же монетой.

– Единственный совет, который я могу вам дать, – бросьте это занятие.

– Согласитесь, что, по меньшей мере, невежливо говорить такое человеку, отдавшему живописи всю свою жизнь, – сухо произнес Лэндор. – И, заметьте, добившемуся определенных успехов. Но я, пожалуй, последую вашему совету, если вы убедите меня в том, что я – бездарь.

«Эту возможность нельзя упускать!» – мысленно возликовал Фрэнклин. Его враги нечасто так подставлялись.

– Ладно, Лэндор. Я дам вам урок азов живописи. Обратим внимание на мешанину красок, которую вы озаглавили «Туман над Атлантикой». – Он небрежной походкой направился к полотну на противоположной стене, и посетители галереи послушно потянулись за ним.

– Взгляните, – продолжал Фрэнклин, все больше воодушевляясь. – Ни стиля, ни композиции, ни – что, вероятно, хуже всего – воображения. Просто нагромождение грязных пятен, наляпанных без какой-либо созидательной идеи. О чем говорит это полотно?

– Очевидно, кое-кому это вполне ясно. Сегодня днем оно было куплено.

– Деньги! – Фрэнклин предостерегающе поднял руку. – Дорогой Лэндор, если ваше мерило – деньги, не будем тратить время. Я думал, мы говорим об искусстве.

– Признаюсь, – сказал Лэндор с притворным смирением, которое Фрэнклин нашел отвратительным, – что похвалу критика ценю так же, как и коммерческий успех, мистер Марш.

– Вполне в вашем духе. – Фрэнклин окинул взглядом расплывчатые пятна на холсте. – Но подобную похвалу невозможно заслужить без определенных усилий с вашей стороны. Я имею в виду желание создать что-нибудь здоровое – подразумевая под «здоровым» эстетическую гармонию, как раз и отличающую величайшие творения прошлого и настоящего. Все великое в искусстве создавалось людьми, лишенными амбиций, мистер Лэндор, которые старались излагать свои мысли и чувства связным языком. А дилетант, который наугад шлепает краски на холст – просто потому, что ему так захотелось, – никогда не будет принадлежать к этому благословенному сообществу.

– Бы говорите о классической живописи, копирующей действительность, отважился возразить Лэндор.

– Я говорю не об этом, – парировал Фрэнклин. – Современная живопись, даже абстрактная, должна тем не менее подчиняться определенным законам, которые диктуются хорошим вкусом. Конечно, – он печально покачал головой, – гений имеет право, постигнув законы, пренебречь ими. Но гений! В вашем же случае, мистер Лэндор, невозможно заметить даже проблеска таланта. – Он театральным жестом ткнул в полотно; – Будьте любезны, объясните нам, что должно выражать это вопиющее по безвкусице творение?

– Ничего особенного, – отрезал Лэндор и повернулся к слушателям, возможно, полагая, что они окажутся более снисходительными, чем Фрэнклин Марш. – Сочетания цветов воздействуют на зрителя, и он находит свой собственный смысл… исходя из личного опыта… Каждый видит в этой картине что-то свое, уникальное и неповторимое.

– Итак, теперь вы представляете публике самой разбираться в вашей мазне, – вздохнул Марш. – А сами вы способны сказать о собственном – гм! – творчестве лишь то, что оно не значит абсолютно ничего.

– Для того, кто не способен видеть.

– Я способен на это, мистер Лэндор. Я умею видеть и делаю это очень хорошо. Когда есть что видеть. Это моя работа, мистер Лэндор, я можно сказать, живу своим зрением.

– Мистер Марш…

Робкий голос принадлежал девушке, работающей в галерее. Фрэнклин раздраженно обернулся. Он нс любил; когда его прерывали, и в любом случае не желал тратить время на подобных девиц, тенью ходивших за художниками и нанимавшихся на работу в галереи только затем, чтобы, понахватавшись профессиональных словечек, производить впечатление на своих приятелей.

Однако эта крошка была вежливой, даже почтительной. Она дождалась, пока Марш благосклонно кивнул, и только тогда, робко улыбнувшись, продолжила:

– У нас есть полотно молодого художника, которое мы вскоре намереваемся выставить. Может, вы согласитесь высказать свое мнение об этой работе?

Конечно, это выходило за всяческие рамки. Фрэнклин не опускался до того, чтобы давать консультации по закупке картин, хотя иногда и подумывал, что, занимаясь этим, несомненно, принес бы немало пользы – во всяком случае, его советы оказались бы более ценными, чем безграмотные рекомендации всех этих потрепанных типов, которые навязывали владельцам галерей взгляды, свидетельствующие только об испорченном вкусе.

Уже готовый отвергнуть предложение, Фрэнклин внезапно заметил ненавидящий взгляд Эрика Лэндора – и передумал. Из этого могло выйти нечто действительно забавное: если в работе новичка обнаружится несомненный талант, будет занятно противопоставить его картину пачкотне Лэндора.

– Ну хорошо – но только в этот раз, – милостиво согласился он.

Девушка скрылась за ширмой и вернулась с небольшим холстом. Прислонив его к стене, она отошла в сторону.

Фрэнклин шагнул ближе. Через пару мгновений он сдвинулся на несколько дюймов влево, чтобы рассмотреть картину под другим углом. В этих убогих заведениях, громко именуемых галереями, всегда плохое освещение. Он уже устают твердить, устал повторять в своей колонке, что давно пора так называемым любителям искусства настоять на строительстве чего-нибудь наподобие выставочного центра в Голландии. В конце концов, люди, которые платят деньги за картины, заслуживают некоторого уважения.

– Гм, – многозначительно произнес Фрэнклин.

Позади него царило почтительное молчание.

Неискушенному глазу цвета, пожалуй, могли показаться несколько кричащими. Тут требовался опытный критик, чтобы за грубоватой формой разглядеть чувствительную душу художника. В картине читался некий вызов, на который никогда бы не отважился такой ремесленник, как Лэндор.