Саймон Кларк - Пригвожденное сердце

Крис высунулся и посмотрел на побережье.

Они действительно были там.

У Криса похолодело под ложечкой.

Он поглядел на других. Жители деревни стояли на стенах морского форта, молча уставившись на песчаный берег, затянутый белым туманом.

Начинался отлив, однако на сей раз темные фигуры не отступили вместе с водой. Те, что расположились выше на берегу, теперь сидели, скрестив ноги, словно древние индейские воины; тела их были темно-красными, цвета спелой вишни. Эти твари с виду были жутко сильными; длинные мощные руки спокойно лежали на коленях. Их безволосые головы по-прежнему походили на статуи острова Пасхи с острыми, вырубленными зубилом профилями. Все головы с закрытыми глазами были повернуты в сторону морского форта.

Наконец море отступило, а восемь истуканов остались беспорядочно сидеть вдоль насыпи.

— Сафдары, — с ужасом проговорил Тони.

— Что? — переспросил Крис шепотом.

— Сафдары, — пророкотал Марк. — Так на урду называли особого рода воинов.

— Исключительно неистовых воинов, — уточнил Тони, не отрывая взгляда от фигур на песке. — Невероятно яростных: сафдары были прерывателями строя, в сражении они первыми молниеносно бросались на врага.

Преподобный Рид издал вздох, который мог выражать и боль, и что угодно еще; его кадык ходил ходуном над грязным белым воротничком.

Рут подошла к мужу.

— Где Дэвид? — прошептал он. — Ему не надо этого видеть.

— Спит в фургоне. Что с ними такое? Они вроде бы меняют цвет.

— Не знаю. Похоже, приспосабливаются к открытому воздуху. Море им теперь не нужно.

Крис обернулся и посмотрел на деревенских. За исключением преподобного Рида, никто не отрывал глаз от фигур на берегу.

— Слава Богу, сюда они попасть не могут, — сказала Рут. — Ненависть. Ты чувствуешь ее? Чувствуешь? Они сидят там и ненавидят нас.

Прошел час. Вода отступила, из-под нее показалась насыпь.

— Я иду домой.

Внезапно прозвучавший голос всех ошеломил — заговорил Уэйнрайт, бухгалтер. У него по-прежнему на голове была повязка.

— Боюсь, нельзя, Уэйнрайт, — покачал головой Тони. А Крис расслышал, как Марк тихо прошипел: «Засранец».

— Нет... С меня хватит. — Уэйнрайт говорил быстро и отрывисто. — Я возвращаюсь домой. Это... Это, видимо, какое-то жульничество. Нас одурачили. Наверно, воры сейчас шарят у нас в домах. А мы торчим тут.

— Старик, там небезопасно, — вмешался майор. — Весьма небезопасно. Вы лучше подождите, пока мы получим... э...

— Майор прав, — спокойно сказал Марк. — Не рыпайтесь.

— А потом наши дома обчистят, а воры смоются, посмеиваясь над нами?

Тони Гейтман вздохнул.

— Мистер Уэйнрайт, те люди — я выражаюсь условно, — те люди вон там совсем не такие, как мы. Они опасны. И вы это знаете, мистер Уэйнрайт. Не покидайте морской форт.

— Я иду домой. И вы все тоже вернетесь по домам довольно скоро — когда осознаете, что Гейтман вас дурачит. Он думает, будто на этом месте какой-то старый языческий бог устроил себе логово. Да он сумасшедший!.. Разве он не сумасшедший, преподобный Рид?

Рид, уставившись в пространство, ничего не ответил.

— Не беспокойтесь. Я и сам доберусь.

Крис пошел вниз по лестнице вслед за Тони, который пытался убедить Уэйнрайта остаться.

Напрасно!.. Через пять минут им пришлось признать поражение и выпустить бухгалтера из ворот на насыпь. Прежде чем вернуться на стену, чтобы поглядеть, чем все это кончится, Крис запер ворота.

Некоторые из фигур пошевелились. Шестеро еще сидели на берегу в ряд вдоль края насыпи ярдах в двадцати друг от друга. Самый дальний сидел там, где насыпь соединялась с прибрежным шоссе. Однако двое, находившиеся ближе всех к морскому форту, встали на колени, словно пара статуй, охраняющих вход в гробницу.

У Криса мурашки побежали по коже. Угловатые, будто высеченные из камня лица с закрытыми глазами были бесстрастны. Тем не менее у него возникло ощущение, что эти враждебные фигуры все понимают и, если что-нибудь произойдет, среагируют немедленно.

Интересно, что это будет за реакция?

Ждать пришлось недолго.

Все видели, как Уэйнрайт вышел на насыпь. И, глядя прямо перед собой на дюны, словно намеренно не обращая ни на что внимания, двинулся вперед быстрой неуклюжей походкой.

Крису не нравился этот человек. Глядя на Уэйнрайта, он вспоминал своего старого учителя математики, такого же чопорного, с такой же серой, как у Уэйнрайта, кожей. Учитель хлестал по щекам ни в чем не повинного десятилетнего Барри Митчела, пока мальчик не повалился на кафельный пол классной комнаты. Память об этом на протяжении всех долгих лет переполняла Криса чувством несправедливости. Уэйнрайт пробудил воспоминания о высокомерных, закомплексованных подонках, которым доставляет удовольствие унижать тех, кто находится в их власти.

Уэйнрайт подошел к первому из двух истуканов, которые приблизились к краю насыпи. Ни малейшим движением они не показали, что хотя бы подозревают о присутствии упрямого бухгалтера.

Однако Крис знал, что они его учуяли.

Уэйнрайт замедлил шаг, едва передвигая ноги, миновал двух стерегущих сафдаров и пошел дальше. Остановился и посмотрел назад. Истуканы не двинулись с места.

Бухгалтер явно успокоился и опустил плечи. Теперь он уже шел с таким видом, словно направлялся на деловую встречу в какой-нибудь банк.

Крис услышал, как некоторые обитатели деревни облегченно вздохнули. Не надо было обладать проницательностью Шерлока Холмса, чтобы догадаться, о чем они сейчас думали.

Глядите-ка, если он сумел там пройти, то сможем и мы... Надо идти домой... нет никакого смысла тут торчать... Это вполне безопасно...

Уэйнрайт прошагал мимо еще одного сафдара. Никакого движения, ни одна черточка не дрогнула на бесстрастном лице, словно вырезанном из обожженного кирпича.

Бухгалтер уверенно шел дальше. Его фигура на негнущихся ногах растворялась в тумане. Он дойдет!

— В путь, зеваки!

Это крикнул один из Ходджсонов. Второй свистнул, и оба захлопали мясистыми лапами над головой.

Оцепенение кончилось. Несколько деревенских прокричали что-то бодрое. Хозяин «Портовой таверны» загоготал:

— Ну что, Тони, успеем домой к открытию?

Все разом загомонили, очнувшись от дурного сна. Они идут домой.

Господи!

Голоса внезапно смолкли, в ушах зазвенела тишина.

Темные тела, сидевшие в ряд на насыпи, зашевелились, будто через них пропустили электрический ток. Затем, один за другим, сафдары открыли глаза. У Криса все внутри похолодело.

В этом было что-то невыразимо ужасное — веки распахнулись и обнажили восемь пар глаз, сверкающих белками, как осколками стекла.

Говорят, что глаза — окна души. Если так, то отворившиеся души были чудовищно порочными и злобными.