Брайан Ламли - Голос мертвых

— Я не испытываю никаких чувств, я не имею права что-либо чувствовать! Да, я сейчас разговариваю с тобой, Сандра, но я не пытаюсь заглянуть внутрь. И ты не проси меня об этом, Сандра!

— Ты такой холодный, холодный! — всхлипывала Сандра, закрыв руками лицо. — Ты когда-нибудь, когда-нибудь в своей жизни способен был испытывать теплые чувства, Гарри?

— Сандра, — ответил он, — ты стала вампиром. И хотя ты, возможно, сама не сознаешь этого, ты уже пользуешься их" хитростями и приемами, в тебе проявляются свойственные им черты. Они никогда просто так не разговаривают — они играют словами. И они спекулируют на чувствах, которые сами испытывать не в состоянии, таких, как любовь, дружба, оперируют понятиями, совершенно чуждыми и непонятными им самим, как, например, честность и честь. Используют они и такие чувства, которые им знакомы слишком хорошо, — ненависть и страсть. Они стремятся перепутать, смешать все эти понятия, чтобы, таким образом, смутить своих оппонентов, притупить их разум. А для вампира каждый, кто ему неподвластен, является врагом. Вы искали меня потому, что вам необходимо было сказать мне нечто очень важное, а теперь вампир внутри тебя мешает сделать это, сбивает тебя с толку, стремясь увести от намеченной цели.

— Ты никогда не любил меня, никогда! — с упреком говорила Сандра, буквально выплевывая слова и демонстрируя изменившие свою форму зубы.

И тут Гарри впервые заметил, что глаза у нее, как и у Лейрда, горят желтым огнем. Пройдет время... и они станут красными... если, конечно, он потерпит неудачу и допустит, чтобы это произошло.

Теперь уже Гарри внимательнее присмотрелся к обоим пленникам Яноша и увидел, что вампир изрядно потрудился над ними. Не только глаза стали другими, изменилась и утратила человеческую сущность их плоть. Они стали бессмертными, и в них теперь было достаточно много от самого Яноша. И прежде необыкновенная красота Сандры стала теперь поистине неземной, а Лейрд... он походил на объемную, частично сломанную, смятую, картонную фигуру.

Мысли Гарри, хотя и не высказанные вслух, тем не менее были услышаны.

— Но меня действительно сломали, Гарри — Лейрд поднял от стола голову и обратил глаза в пространство — На Карпатосе, в тот момент когда Янош отвлекся, я сломал валявшуюся на берегу палку и попытался пронзить его. Тогда он позвал своих людей с “Лазаря”, они связали меня, бросили на прибрежной полосе и начали швырять в меня камни с низких скал. Они остановились только тогда, когда я, весь переломанный, оказался практически погребенным под ними. Сейчас вампир во мне лечит меня, восстанавливает мои кости, но мне никогда уже не распрямиться полностью.

Жалость захлестнула Гарри и едва не поглотила целиком, но он сумел подавить ее.

— Зачем вы позвали меня? Хотели предложить мне что-то, посоветовать или заставить меня испытывать сожаление и раскаяние и, таким образом, ослабить меня, вызвать в моей душе страх за собственную жизнь?

— Сейчас мы вновь стали самими собой, — ответил Лейрд. — Как долго это продлится... кто знает... До его возвращения. А после... происходящие в нас изменения необратимы. Ты прав, Гарри: мы превратились в вампиров! Мы очень хотим помочь тебе, но черная плоть, живущая в нас, мешает нам это сделать.

— Но мы не сдвинулись с места, — сказал Гарри.

— Только скажи, что ты любил меня! — умоляюще крикнула Сандра.

— Я любил тебя, — ответил он.

— Обманщик! — свистящим шепотом проговорила она.

Гарри чувствовал, что внутри у него все разрывается — Я не способен любить, — с отчаянием в голосе признался он и впервые в жизни вдруг осознал, что это, вероятно, правда. Когда-то, быть может, он мог испытывать это чувство, но только не сейчас. Манолис Папастамос был прав: он стал холодным и равнодушным.

— В тебе нет ни капли любви, — съежившись, сказала Сандра. — Неужели мы должны помогать тебе советами, чтобы в конце концов ты получил возможность убить нас?

— Но разве не в этом все дело? — вмешался Лейрд. — И разве не этого мы хотим сейчас, пока у нас еще есть выбор?

— Неужели? О, неужели этого? — Сандра схватила Лейрда за сломанную руку и заговорила, уже обращаясь к Гарри:

— Мне казалось, что я не хочу больше жить! Но теперь я не знаю... я не знаю, Гарри! Янош... он... он познал меня! Он знает меня всю! Во мне не осталось ни единого уголка, который не заполнен им. Я... он... он мне противен, и в то же время я хочу его! Что может быть хуже, чем испытывать страсть к чудовищу! Но страсть является частью жизни, а я всегда так любила жизнь! И что будет, если победишь ты? Неужели меня ждет та же участь, что и леди Карен?

— Нет! — Гарри начисто отверг даже мысль об этом. — Я никогда больше не смогу совершить ничего подобного! Ни по отношению к тебе, ни по отношению к кому-либо другому. Никогда! Если мне удастся победить, я сделаю все возможное, чтобы ты перенесла это как можно более безболезненно.

— Но беда в том, что вы не можете победить! — простонал Лейрд. — О, как бы мне хотелось, чтобы вы смогли!

— Но он мог бы, мог бы! — Сандра вскочила со стула. — Вполне возможно, что Янош ошибается!

— В чем? — Гарри почувствовал, что ему удалось наконец сломать стену и сейчас что-то должно проясниться. — Возможно, что он ошибается. В чем?

— Он заглянул в будущее, — ответила Сандра. — Это один из многих его талантов. Он прочитал будущее и увидел, что победит он!

— А что он увидел? Что именно?

— Что ты придешь, — пояснила она. — И что вокруг будет смерть, огонь и грохот, способный разбудить мертвых! Что в этот ужас будут вовлечены и живые, и мертвые, и бессмертные и в беспредельном хаосе сумеет выжить лишь один, — самый ужасный, самый могущественный из всех вампиров. И это будет не обыкновенный вампир, а истинный Вамфир!

— Вот в чем парадокс! — со всхлипом воскликнул Лейрд. — Теперь вы знаете, почему вам ни в коем случае не следует приходить!

Гарри кивнул (но сделал это как бы лишь для себя) и ответил:

— Так происходит всегда, когда заглядываешь в будущее...

И вдруг...

Тяжелая дверь темницы с грохотом распахнулась! На пороге стоял Янош. Он был дьявольски красив и являлся, одновременно, самим воплощением зла и порока. В глазах его горел адский огонь. И прежде чем все исчезло и погрузилось во мрак, Гарри успел услышать, как он сказал:

— Ну что ж! Дай дураку волю, и он сам себя погубит! Я не сомневался в том, что вы попытаетесь вступить с ним в контакт. Прекрасно. То, что вы сделали для себя, вы с таким же успехом сможете сделать и для меня. Да будет так!

Гарри, беспокойно метавшийся на кровати в номере отеля в Родосе, готов был уже проснуться, но не успел прерваться его контакт с Сандрой и Лейрдом, как другой голос, тот, который ему хотелось сейчас услышать, наверное, больше всех остальных, ворвался в его сон.