Андрей Буровский - Сибирская жуть-5. Тайга слезам не верит

Итак, значит надо оторваться.

— Куда, Хрипатый? — это, конечно же, Шея — боится остаться один.

— До ветру. Подожди здесь.

Хрипатый спустился туда, где не добивал свет от свечей, где лежал бригадир, убитый сразу. Хрипатый сунул руку ему в карман и чертыхнулся — кто-то опередил, украл пакет с перекусом.

Еще ниже лежал тот, под вагонеткой, он уже перестал сучить ногами. У него еда была не в кармане, а за пазухой, между бушлатом и майкой. Хрипатый побежал вниз, завернул в знакомую штольню. В пещере он был много раз, и сейчас страшней всего было Хрипатому, что может быть завален лаз в пещеру. Сама по себе узость не пугала.

К его счастью, нет, не завалило ход при взрыве. И не одному Хрипатому пришла в голову эта прекрасная мысль — искать спасения в пещере. В кромешной тьме, находя ощупью дорогу, сопя, ругаясь и толкаясь, лезли через лаз несколько человек. Позади тоже кто-то уже топал по коридору, звук шагов был вроде не силен, но слышно было очень хорошо. Тем более, звуки дыхания, шелест одежды-брезентухи. Наверху это бы не было важно, но здесь, в вечном безмолвии пещеры, все звуки были словно крик.

Надо запомнить — ведь и сам шумишь не меньше. Пролезая в лаз, Хрипатый невольно напрягся: было там место, когда пошло расширение, и голова уже торчит из лаза, где можно встать в полный рост. Если те, впереди, сговорились, им ничего не стоит пополнить запас еды пайкой… Вернее, сразу двумя пайками.

Никто не ждал Хрипатого в пещере. Никто не затаился в темноте. Хрипатый решил проверить кое-что и затаился, неподвижно присел в нескольких метрах от выхода. Кто-то новый, тот, кто его догонял, вывалился из лаза, торопливо прошел по пещере. Человек прошел в двух шагах от Хрипатого и был очень хорошо слышен — и шорох, и шаги, и дыхание. А вот сам он, идущий, — Хрипатый голову дал бы на отсечение — и не подозревал, где здесь сидит Хрипатый. Та-ак, надо бы это запомнить! Что надо не шевелиться, не шуршать ничем, дышать через рот, и тогда ты станешь незаметным.

Хрипатый свернул раз и второй. Он знал, как идти к пещере Мумий, и совсем не хотелось туда. Все равно ведь идти наугад, так лучше через еще неизвестные, неисследованные области. Потянулись пространства, в которых вряд ли бывал человек. Хрипатый шел, держась левой рукой за скалу, сворачивая только налево. Он был уверен, что сможет вернуться обратно.

Спустя полчаса Хрипатый нашел кого-то, кто затеял затаиться в темноте. Этот неизвестный стоял совсем недалеко от Хрипатого, в нескольких метрах, и скорее всего слышал, как Хрипатый подходил по коридору. Стоял он совершенно неподвижно, только ясно слышалось дыхание, словно неизвестный только что таскал воду или долго рубил дрова.

Хрипатый встал и постарался дышать через рот, чтобы сбить с толку неизвестного. Впереди послышались шаги… Судя по всему, не к Хрипатому, а от него, и дыхание стало неровным.

Неизвестный бежал по пещере, стараясь остаться неслышным, сдерживая, сколько было сил, дыхание.

Хрипатый побежал за ним — срабатывал и инстинкт преследования, обострившийся в полузвериной жизни заключенного, и острое желание понять — что же это или кто же убегает от него, мягко топоча по дну пещеры?!

Ну вот… Хрипатый бежал уже почти возле этого незнакомого, когда он вдруг рванулся в сторону, прижался к стене, затаился. Но хоть и затаился, Хрипатый хорошо знал, где он, этот неизвестный, старавшийся дышать потише.

— Тебя все равно слышно… Ты кто? — тихо спросил Хрипатый, и неизвестный, издав какой-то жалкий писк, кинулся бежать по коридору, теперь уже в обратном направлении. Хрипатый опять побежал, он и хотел, и боялся догнать этого.

— Ох! — неизвестный упал, сильно ударившись всем телом о пол и о стену пещеры.

Теперь он лежал, тихо шипя от боли, а Хрипатый стоял прямо над ним. Время было познакомиться, и Хрипатый потянул из кармана свечку со спичками. Ну слава Богу, человек, только замученный, запуганный какой-то. Взгляд затравленный, пытается как будто вжаться в камень.

— Ты кто?! — Безумные глаза уставились в лицо Хрипатому, дрожащие руки вцепились в рукава бушлата.

Тут Хрипатый и узнал его — пожилой «политический» Фура из шестого сводного отряда.

— Да Хрипатый я… Что, не узнал?

Так же дико смотрел Фура, тяжело переводя дыхание.

— Много их тут… — наконец произнес он, облизнув пересохшие губы. Голос у Фуры оказался куда ниже, чем ожидал Хрипатый по его убогому сложению. — Везде ходют, ищут…

Какое-то время они смотрели друг на друга в дрожащем мареве трещавшей свечки.

— Много… — повторил Фура опять. — Везде они ходют…

— Да кто ходит-то? Наши ходят? Или другие?

Фура вздрогнул, как-то отодвинулся от Хрипатого.

— Ходют… — очень тихо произнес, на самом пределе слышимости. И, вдруг присев, бочком отскользнул подальше от Хрипатого, встал на ноги уже метрах в двух и продолжал идти все в сторону и в сторону, перебирая по стене руками, удаляясь за пределы пятна света.

— Куда ты, Фура? Пропадешь…

Фура не ответил, вдруг опять припустил со всех ног, удаляясь по коридору куда-то в глубь, в толщу горы. Звуки бегущего все замирали вдали и никак не могли затихнуть, все будили пещерное эхо. Эхо металось в причудливых узостях, сходило на отвратительное бормотание и хихиканье, на удивленье неприятное. Постепенно затихало и оно. Что же так напугало Фуру, что?! Или Фура свихнулся от страха? Тогда что же он видел такое, чтобы свихнуться с ума?

Хрипатый снова брел и брел совсем один; он не смог бы сказать, через какой промежуток времени услышал еще какой-то непонятный звук. Все начиналось с бормотанья и хихиканья, но он уже знал — это эхо, и что за ним — ну совершенно непонятно. Стараясь ступать потише, он приближался к источнику звука, пока не стало слышно хорошо. Совсем близко, метрах в тридцати — сорока, кто-то тяжело дышал с сопением, присвистом, стонами. Судорожно дышал и хрипел в темноте… Хотелось бы понять — а для чего? Или почему? Человек там или не человек?! Стоп, не уподобляйся Фуре!

Идя на звук, Хрипатый встал совсем близко, метра за два от стонущего и хрипящего. Внутренне напрягшись, быстро чиркнул спичкой. В ее свете на полу стал хорошо виден человек — рослый, бородатый, умирающий. Мученически запрокинув голову, человек делал ногами одинаковые движения, словно бы отталкивался от чего-то. В лагерях всегда полно чахоточных, а этот, судя по всему, умирал от чего-то подобного. Бежал, надорвал измученную грудь? Кто знает… Хрипатый помнил это лицо, но не мог вспомнить ни клички, ни отряда, а статьи, других деталей, скорее всего, и не знал.

— Эй!

Никакой реакции.

— Эй! Воды хочешь?

У Хрипатого не было воды, ему нужно было только проверить, слышит его незнакомец или нет. Незнакомец не слышал Хрипатого, и уже не кашель, уже только хрип шел из легких. Помочь ему Хрипатый не мог уже решительно ничем. Постоял в темноте, привык, двинулся дальше, и хрипение и стоны сменились сопением и бормотанием, потом — все тем же отвратительным хихиканьем. И стихли во тьме коридоров.