Лорел Гамильтон - Нарцисс в цепях

— Каждый раз, когда оборотень какого-то вида заводит разговор насчет объединения сил, он имеет в виду, что именно он будет... вожаком стаи. Вы хотите быть Нимир-Ра для всех, Анита?

— Я не говорю о соединении власти. Такие вещи проходят только на войне. Я просто говорю об обмене информацией, о большей взаимопомощи. Когда ранят кого-то из волков или леопардов, у него будет место, где отлежаться. В этом роде.

— Кто-то должен будет этим всем командовать.

Мне захотелось взять его за ворот рубашки и встряхнуть как следует.

— Почему, Донован, почему всегда кто-то должен командовать? Если что-то случается с кем-то из ваших лебедей, вы снимаете трубку и звоните мне, или Этану, или Кристине. Мы звоним еще кому-то. Мы пытаемся друг другу помогать. Нам не нужна иерархия, просто воля к сотрудничеству.

Вид у него стал недовольный, почти подозрительный.

— Вы не хотите быть главной.

Я замотала головой:

— Донован, я тем, чем сейчас должна, командовать не хочу. И уж ни за что на свете не хочу взваливать на себя дополнительную работу.

И тогда Мика, который стоял у стены так тихо и спокойно, что о нем забыли, произнес:

— Донован, она предлагает тебе дружбу.

— Дружбу?

У него это слово прозвучало как совершенно незнакомое понятие.

Мика кивнул, оттолкнулся от стены и встал со мной рядом.

— Когда у тебя неприятности и нужна помощь, ты зовешь друзей.

Донован так нахмурился, что складки легли на его безупречной коже:

— Оборотни даже внутри своего вида не дружат, не говоря уже о межвидовых контактах.

— Это неверно, — возразила я. — У Ричарда... — Я запнулась, произнеся его имя, будто это было больно — или будто я ждала, что это будет больно. Мика тронул меня за плечо, и я прижала его руку ладонью, придержала. И начала снова: — У Ричарда лучший друг — один из крысолюдов Рафаэля. Моя Вивиан живет в любви со Стивеном, волком Ричарда.

— Это другое дело.

— Почему?

— Потому что у волков и крыс договор, а волков и леопардов объединяешь ты.

Я мотнула головой:

— Это придирки, Донован. Или вы нарочно стараетесь не понимать. Давайте согласимся просто помогать друг другу, вот и все. Никаких задних мыслей у меня нет. Я просто стараюсь минимизировать вред.

— Да, вы не обязаны были спасать моих девушек. Это едва не стоило вам жизни.

— А вы не обязаны были ехать со мной в лупанарий. Но поехали. В этом и заключается сотрудничество.

Он на секунду задумался, потом кивнул:

— Согласен. Я попытаюсь и от остальных добиться согласия. Вы правы, да, вы правы. Если бы мы просто общались, обменивались информацией, много можно было бы предотвратить плохого.

— Вот и отлично, — сказала я, шумно выдохнув — оказывается, я задержала дыхание. Да, мне этого хотелось. Чтобы они друг с другом общались, друг другу помогали.

Тут кто-то тихо прокашлялся. Мы все обернулись к Джилу. Он все еще сидел возле дивана, скорчившись — так он все это время просидел.

— У тебя есть что сказать? — поинтересовался Донован.

— Насколько далеко заходит этот новый дух сотрудничества? — спросил Джил. Раскосые зеленые глаза стали почти круглыми от тревоги. Колени он прижимал к груди так сильно, что пальцы побелели. Он был перепуган до смерти, это ощущалось как запах. И еще примешивался какой-то незнакомый запах, от которого по шее мурашки бежали.

— В каком смысле? — не понял Донован.

— Я вообще-то спрашивал у Аниты.

Я посмотрела на Мику, потом снова на съежившегося человечка.

— Что ты хочешь знать?

— Я единственный лис-оборотень в городе. У меня нет ни альфы, ни семьи. — Он замолчал и нервозно облизал губы.

— И?

— Насколько серьезную помощь вы собираетесь оказывать?

— А насколько серьезная помощь тебе нужна?

— Я мог бы остаться жить у вас, пока не поймают эту тварь или кто она там?

Я почувствовала, как у меня глаза лезут на лоб. Открыла рот — и закрыла, переглянулась с Микой. Он пожал плечами:

— Здесь тебе решать. Это твой дом.

Тоже верно. Я повернулась к Джилу.

— Я тебя совсем не знаю. Если окажется, что ты плохой человек и из-за тебя пострадают мои люди, я тебя убью. Но если тебе действительно нужно укрытие на несколько дней, ты можешь остаться.

Он стал еще меньше, скорчился еще сильнее:

— Я никого не буду трогать. Я просто хочу снова быть вне опасности, вот и все.

Я посмотрела на Донована:

— Вы о нем что-нибудь знаете?

— Он боится собственной тени. Я бы не положился на его помощь в трудной ситуации. Думаю, он бы прежде всего спасал сам себя.

Джил не стал спорить с этой оценкой — просто сидел, скорчившись и дрожа.

— Если мы будем помогать только сильным, мы себе не поможем, — сказала я.

— Вы возьмете его к себе, зная, что он не поможет вам в бою, а будет спасать собственную шкуру? — спросил Донован.

Я посмотрела в эти расширенные глаза, полные ужаса, и увидела, кроме страха, еще и мольбу. Мольбу о помощи и спасении.

— Можешь остаться, и мы будем тебя защищать, но в случае опасности я надеюсь, что ты сделаешь все, что сможешь. Сражаться тебе не обязательно, но не будь обузой.

— Как это надо понимать? — спросил он.

— Надо понимать так, что если начнется стрельба, прячься в укрытие, сливайся с фоном. Не становись мишенью. Если кто-то из моих людей будет ранен, а у тебя будет возможность вытащить его из-под огня, но ты бросишь его умирать, ты умрешь следующим.

— Я не смелый, Анита. Ни капельки не смелый.

— И не будь смелым, Джил. Просто делай то, что тебе сказано, старайся изо всех сил, сколько их у тебя есть, но усвой правила. Держись подальше от линии огня, когда начнется драка, потому что у нас не будет времени о тебе беспокоиться. Помогай, если сможешь, и не путайся под ногами в противном случае. Все просто.

Он кивнул, потирая подбородок о колени, снова и снова.

— Просто, — прошептал он. — Хотел бы я, чтобы жизнь была проста.

— Жизнь не проста, Джил, зато в бою все просто. — Я встала на колени перед ним, и мне противна была слабость, которая так и перла из него. Видит Бог, меньше всего мне был нужен еще один эмоциональный инвалид, чтобы за мной таскаться. Но вышибить его на улицу я не могла. Анита Мягкосердечная. Кто бы такое придумал? — В бою все просто, Джил. Ты защищаешь себя и своих и убиваешь врагов. И делаешь все, чтобы сохранить жизнь себе и своим.

— А как узнать, кто враг? — спросил он почти шепотом.

— Все, кто есть в комнате, кроме нас.

— И их просто убивать?

— Именно так, — кивнула я.

— Не знаю, могу ли я вообще кого-нибудь убить.

— Тогда прячься.

Он снова кивнул, потирая подбородок, будто метил собственные колени.

— Прятаться я умею. Этому я хорошо научился.

Я очень осторожно тронула его за лицо. Он вздрогнул, потом чуть расслабился. Все животные любят прикосновения.