Джон Томпсон - Твин Пикс: Расследование убийства. Книга 1

Оператор, который снимал ее, сделал быстрый наезд на лицо, потом на заголовок газеты. Доктор схватил телефонную трубку и прижал ее к уху.

— Док, ну что? Теперь-то ты поверил? Ты видел, у меня в руках сегодняшняя газета. И я хочу с тобой встретиться. Встретимся на углу шестой и двадцать первой, — сказала Лора и повесила трубку.

Доктор сжал виски ладонями рук и принялся раскачиваться в кресле. Он никак не мог поверить в то, что Лора реально существует. Но голос, голос и эта кассета. И Лора на кассете со свежей газетой в руках. Это было выше его понимания. Доктор не мог, конечно, видеть, что рядом с Мэдлин, которая играла роль покойной Лоры стоит Донна и Джозеф. Когда Мэдлин повесила трубку и довольно улыбнулась, Джозеф тронул ее за плечо, заглянул в глаза и спросил:

— Ну что, Мэдлин, как ты думаешь, Лоуренс попался?

— Да, я думаю, он проглотил нашу наживку, я думаю, он поверил.

— Молодец, Мэдлин, — сказала Донна, — ты оставайся тут, а мы поедем к его дому.

— Хорошо.

— Ну как, Мэдлин, справишься? — поинтересовался Джозеф.

— Думаю, что справлюсь. Ведь это важное дело.

— Ну, тогда успеха.

Донна и Джозеф побежали к автомобилю, а Мэдлин в одежде Лоры Палмер и в парике осталась стоять у телефонной будки.

У автомобиля Джозеф задумался.

— Слушай, Донна, мне кажется, будет лучше воспользоваться моим харлеем. Он как-то менее приметен и на нем, в случае чего, будет легче удрать.

— Мне все равно. Как ты скажешь. Ведь ты все это придумал.

— Ну, тогда на мотоцикле.

Джозеф открыл машину, аккуратно положил на заднее сиденье видеокамеру, завел мотор своего мотоцикла. Девушка села сзади, крепко обхватила руками Джозефа, и они умчались в ночь. Мэдлин еще несколько секунд слышала рев мотора, потом все стихло.

Но ни Мэдлин, ни Джозеф, ни Донна не знали и не чувствовали, что за ними наблюдает, спрятавшись в кустах Боб.

Он все слышал и все понял.

Едва завелся мотоцикл, как он развернулся и коротким путем, через пустырь, побежал в сторону дома доктора Джакоби.

Доктор Джакоби вышел из оцепенения, которое охватило его. Он снял очки, протер глаза, потом вытащил носовой платок, протер стекла дымчатых очков.

— Господи, этого не может быть, это нереально. Это что-то ужасное, это нереально, — повторял доктор, вытирая мгновенно вспотевшее лицо. Это нереально.

И он вновь нажал на клавишу дистанционного управления. Вновь завертелась кассета и на экране появилась Лора с сегодняшней газетой в руках. Доктор несколько раз посмотрел видеозапись. Он знал место, где стоит Лора. Он мгновенно узнал белую беседку на краю города.

— Не может быть! Нереально! — вновь и вновь повторял доктор, не в силах оторваться от экрана, не в силах оторваться от улыбающегося лица Лоры Палмер.

Наконец, он схватил револьвер, и, оставив включенным телевизор, бросился к машине. Он сбежал по черному ходу во двор дома, резко распахнул дверь автомобиля, вскочил в него, нажал до отказа педаль газа. Но при этом он забыл повернуть ключ зажигания.

— О черт! — доктор тяжело откинулся на спинку сиденья, — о черт, со мной происходит что-то неладное. Неужели я так боюсь этого. Не может быть, это нереально, — сказал доктор, вставляя ключ в замок зажигания.

Мотор заработал, и это немного успокоило доктора. Машина резко дернулась и помчалась по ночному Твин Пиксу с зажженными фарами.

Джозеф и Донна удовлетворенно переглянулись. Они выскочили из-за ржавых бочек, за которыми прятались, перелезли через невысокий забор, и по лестнице, по которой только что сбежал доктор Джакоби, бросились в дом. Они знали, что им нужно найти и даже примерно знали, где может находиться исчезнувшая аудиокассета.

Едва за ними закрылась дверь, как тут же из своего убежища выскочил запыхавшийся Бобби. Он подбежал к мотоциклу Джозефа, отвинтил крышку бензобака, достал из кармана пакет с белым порошком и бросил его в бензобак.

После этого удовлетворенно хмыкнул, посмотрел на дверь, за которой скрылись Дона и Джозеф, и сказал:

— Ну все, Джозеф, теперь тебе конец. Я обещал тебе, если ты помнишь, что ты будешь трупом. И свое обещание я сдержу, во что бы то ни стало.

Доктор Джакоби тоже сообразил, что подъехать на машине прямо к условленному месту слишком рискованно. Он остановился за полквартала, заглушил мотор, снял револьвер с предохранителя, сунул его в карман куртки и крадучись, прячась за деревьями, через пустырь пошел к беседке. Он спрятался в тех же кустах, где прятался Боб и внимательно принялся рассматривать девушку, которая нервно расхаживала возле беседки. Сколько доктор не напрягался, сколько не протирал стекла очков, он так и не смог понять, Лора это или кто-то другой, тот, кто выдает себя за Лору. Ему хотелось рвануться, подбежать к девушке, но он все сдерживал себя и сдерживал.

Купер продолжает чтение дневника Лоры Палмер. — Доктор Лоуренс Джакоби отправляется на встречу с Мэдлин, переодетой Лорой. — Джозеф Хэрвэй и Донна Хайвер находят в доме доктора кокосовый орех с кассетой. — Продолжение аудиодневника агента ФБР Дэйла Купера.

Купер, прекрасно понимая, какую ценность представляет для расследования дневник покойной, продолжал изучать его — впрочем, Дэйл, всегда отличавшийся превосходной памятью, и без чтения знал его содержание если и не на память, то, во всяком случае, как говорится, близко к тексту. Однако всякий раз, возвратившись в гостиничный номер, Дэйл, достав из шуфляды письменного стола дневник, аккуратно завернутый, чтобы не обтрепывались углы, в целлофан, открывал его на первой попавшейся странице для того, чтобы вновь и вновь возвращаться в дни, предшествующие загадочной смерти дочери адвоката Лиланда; хотя Купер и знал общее содержание записей покойной, он надеялся найти что-нибудь достойное внимания, как говорится, между строк в подтексте.

«Мой любимый! — Читал Купер, — Мой любимый, ответь, почему люди не придумали до сих пор какого-нибудь приличного названия для любовных игр и утех?.. Я не понимаю, почему, написав миллионы стихов о любви, романтике и прочих возвышенных чувствах, мечтатели и поэты постыдились дать имя блаженному слиянию, соитию, венцу и вершине взаимоотношений мужчины и женщины, и осталось оно как название какой-то постыдной болезни — имуществом и достоянием врачей, именующим его каким-то собачьим словом „коитус“ (у меня это слово почему-то всегда ассоциировалось со словом „койот“), или же арсеналом хулиганья и дикарей, подобравших для этого многочисленные пакостные названия и матерные клички… Боже, от всего этого меня просто выворачивает наизнанку, меня тошнит. Хотя, — только что поймала себя на мысли, — не всегда: однажды, когда … (тут стояло какое-то имя или инициалы, но они были тщательно замазаны фломастером) предложил мне заняться этим в самых что ни на есть грубых выражениях, свойственных разве что докерам или рабочим с лесопилки Пэккардов, я с удивлением заметила, что это меня возбуждает…»